Журнал «Агроинвестор»
Иногда громкие планы компаний вложить миллиарды рублей в создание крупного предприятия не идут дальше обещаний или подписанных соглашений. Кто-то отказывается от них из-за изменившейся рыночной конъюнктуры, кому-то не хватает денег, а некоторые изначально задумывают проекты, обреченные на провал
На Российском инвестиционном форуме в Сочи между регионами и потенциальными инвесторами было подписано 567 соглашений и протоколов о намерениях на общую сумму 968 млрд руб. В том числе было анонсировано немало крупных проектов в АПК — как по созданию новых производственных мощностей, так и по расширению действующих. Однако иногда планы компаний, которые озвучиваются в ходе различных форумов или профильных выставок, так и остаются на бумаге.
Кризис и переоценка возможностей
Если сравнивать ситуацию прошедших пяти лет и десятилетней давности, то в целом инвестиционных планов в агросекторе стало меньше. Свою роль сыграли рост конкуренции в ряде отраслей и насыщение рынков, а также экономический кризис, начавшийся в 2014-м. Бюджеты проектов выросли, фокус государственной поддержки менялся, а риски вложений увеличились, рассказывает партнер практики АПК компании «НЭО Центр» Владимир Шафоростов.
Стало меньше заявляемых, но не реализуемых проектов, обращает внимание начальник Центра экономического прогнозирования Газпромбанка Дарья Снитко. Это связано с тем, что российский агрорынок растет. Например, если раньше строительство селекционно-генетического центра в свиноводстве было нацелено на узкий зарождающийся внутренний рынок, то теперь у нас достаточно места для нескольких поставщиков генетики, комментирует она.
Основной причиной того, что проекты не начинают реализовываться или замораживаются, опрошенные «Агроинвестором» эксперты называют переоценку компаниями своих возможностей и ресурсов, а также потенциала рынка. Если планы утверждались в 2014 году, то они столкнулись с макроэкономическими проблемами, в частности с падением курса рубля, говорит президент консалтинговой компании Agrifood Strategies Альберт Давлеев. Это привело к удорожанию заемных средств, импортного оборудования, и ресурсная база компаний снизилась примерно вдвое, поэтому какие-то проекты попали в разряд долгостроев. Даже если удалось возвести комплекс, могло не хватить оборотных средств на запуск предприятия — закупку животных или птицы, кормов, формирование фонда оплаты труда, расходов на ГСМ, электроэнергию и т. д. Также влияет низкий покупательский спрос и то, что реальные доходы населения не растут. А при низком спросе производители могут нести убытки. На этом фоне, например, сроки возврата инвестиций в птицеводстве сейчас увеличились с пяти-шести лет до 10-12 лет, и такая перспектива никому не интересна, резюмирует Давлеев.
«Проект может затягиваться на предынвестиционной фазе, а когда приходит время строительства, инвестор понимает, что рынок уже не столь привлекателен и окружение изменилось. Ожидаемая рентабельность и окупаемость недостижимы, и смысл в привлечении инвестиций потерян», — вторит ему Шафоростов. Трудности в экономике приводят к удорожанию проектов, и из-за длительной окупаемости от них проще отказаться на первых стадиях реализации, соглашается партнер консалтингового направления компании «Вальтер Констракшн» Анастасия Владимирова.
Потенциальный инвестор часто не может привлечь заемное финансирование из-за нехватки собственных средств, залогового обеспечения, отсутствия отраслевого опыта, продолжает Шафоростов. Пик программы по импортозамещению пройден, и поэтому далеко не все проекты, анонсированные еще в 2016 году, смогли рассчитывать на льготные кредиты и субсидирование со стороны государства. А проблемы в банковском секторе не позволяют ему предоставлять выгодные дешевые кредиты без субсидий. «Возникает серьезная конкуренция за привлечение средств, и они достаются только сильным участникам, что приводит к дальнейшему сужению рынка», — комментирует Владимирова. Реже проекты рассыпаются из-за невозможности соинвесторов договориться, добавляет Шафоростов.
Также инвестиционные программы компаний рушат технологические факторы. «Как правило, компании рассматривают интересную и перспективную технологию, успешную за рубежом, но не реализуют начинания, потому что емкость нашего внутреннего рынка не позволяет окупить затраты на строительство предприятий, — отмечает Снитко. — Это касается, например, проектов в области импортозамещения почти всех пищевых ингредиентов (модифицированных крахмалов, витаминов), часто даже семеноводческие проекты не запускаются именно по этой причине».
Шесть проектов под вопросом
Один из видов господдержки — возмещение части затрат на уплату процентов по инвестиционным кредитам — действует с 2010 года. Сейчас субсидии по ним получают проекты, отобранные до 31 декабря 2016 года включительно. В период с 2014 по 2016 год было отобрано 44 инвестиционных договора объемом кредитных средств от 3 млрд руб. на общую сумму 265,1 млрд руб., сообщил Минсельхоз в ответ на запрос «Агроинвестора». Из них 38 проектов на сумму 230,2 млрд руб. имеют подтвержденное целевое использование средств. Шесть договоров в целом на 34,9 млрд руб. находятся в стадии подтверждения целевого использования кредитов. Новые проекты, которые заявлялись после 2016 года, могли претендовать на получение льготных кредитов.
Сложные биотехнологии
Трудно выделить наиболее проблемные сектора АПК, где самое плохое соотношение числа объявленных и нереализованных проектов, признает Владимирова. «По нашим оценкам, практически в каждом сегменте, где есть перепроизводство или, наоборот, потенциал для развития, могут встречаться одни и те же проблемы, которые способны остановить инвестора», — уточняет она. Например, могут вмешиваться погодные факторы, неблагоприятная эпизоотическая ситуация, сокращение господдержки и т. д.
А вот Дарья Снитко в первую очередь отмечает проекты в области биотехнологии, например в глубокой переработке зерновых и альтернативных протеиновых агрокультур (в частности, гороха). «Проектов на бумаге много, а реализованы лишь единицы: кластер компании Cargill на базе крахмалопаточного производства в Ефремове Тульской области, несколько лизиновых заводов и комплекс „Росва“ — фактически весь перечень», — приводит данные она.
Впрочем, с биотехнологическим комплексом «Росва» по глубокой переработке пшеницы в Калужской области тоже все идет не так гладко, как планировалось. Инвестиционное соглашение о его строительстве было подписано еще в июле 2012 года. Три года спустя была сдана в эксплуатацию первая очередь — элеватор объемом 170 тыс. т зерна. Вторую очередь — основное производство — планировалось запустить в 2016-м. Общий объем инвестиций оценивался в 10 млрд руб. Позднее сроки начала переработки сдвинулись на январь 2018 года. В феврале 2019-го губернатор региона Анатолий Артамонов говорил, что в проект вложено уже 16 млрд руб., а общая стоимость достигнет 20 млрд руб. При этом, по словам чиновника, предприятие будет запущено в этом году. Оно будет выпускать сорбитовый и глюкозно-фруктозный сиропы, пшеничный крахмал, глютен, корма для животных. Планируемая мощность переработки — около 250 тыс. т пшеницы в год.
Тем не менее ситуация с этим проектом намного лучше, чем, например, с «ДонБиоТех» Вадима Варшавского. Срок запуска комплекса по глубокой переработке зерна и производства лизина в Ростовской области стоимостью 15 млрд руб. остается под вопросом. Хотя изначально предполагалось, что он начнет работу в 2014-м, инвестиции оценивались в 7 млрд руб. В марте прошлого года Варшавского задержали по подозрению в мошенничестве. Позднее глава региона Василий Голубев рассказывал, что в строительство уже вложено 11-12 млрд руб. из необходимых 15 млрд руб. и «при благоприятном стечении обстоятельств проект будет реализован до конца 2019 года». В конце 2018-го сообщалось, что Россельхозбанк проводит финансовый и технический аудит предприятия и может выкупить долю Варшавского. В феврале этого года тамбовский поставщик оборудования «Завком-инжиниринг» подал иск о банкротстве «ДонБиоТех», сумма требований составляет около 25 млн руб. Суд оставил заявление без движения до марта.
Есть сложности и с реализацией проектов по переработке масличных. Например, подмосковная компания «Соевые протеиновые продукты» хотела построить завод мощностью 109 тыс. т сои в год в Краснодарском крае, соглашение о реализации проекта было подписано на форуме «Сочи-2014». Предприятие должно было выпускать около 40 тыс. т соевого масла, 2 тыс. т лецитина, 32 тыс. т концентрата, 50 тыс. т изолята. Инвестиции оценивались в 8,7 млрд руб., однако из-за проблем с выделением необходимого участка планы не были реализованы. В 2017-м инвестор объявил, что хочет вложить 30 млрд руб. в аналогичное производство мощностью 170 тыс. т продукции в год на Ставрополье. В октябре 2018-го первый заместитель главы правительства региона Николай Великдань подтверждал, что компания по-прежнему намерена построить завод.
А, например, «Юг Руси» в 2015 году заявлял о планах построить в Приморском крае комплекс по глубокой переработке сои и масличных агрокультур мощностью 3 тыс. т сутки и выпускать соевый изолят, шрот, лецитин, а также масло. Общая стоимость проекта оценивалась в 11,7 млрд руб. Партнерами компании могли стать ВЭБ и «Китайская корпорация инжиниринга САМС». Правда, проект был заморожен. Последнее упоминание компании в сообщениях администрации региона датируется июнем 2016 года.
В поисках нового бизнеса
Крупные агрохолдинги нередко делают громкие заявления о возможных инвестициях, которые по ряду причин тоже остаются лишь словами. Правда, при этом компании обычно не спешат заключать соглашения с регионами. Одним из лидеров по анонсируемым планам можно назвать группу «Русагро», которая постоянно находится в поиске возможных перспективных направлений развития бизнеса. Так, в 2014 году она решила заняться разведением рыбы в Приморском крае, однако, детально изучив вопрос, отказалась от этих намерений. Год спустя холдинг предполагал построить 300 га теплиц, вложив около 36 млрд руб. Позднее проект был скорректирован примерно до 100 га и 20 млрд руб., но окончательное решение предполагалось принять весной 2017-го. Однако в ноябре 2016 года совет директоров компании заморозил проект из-за неопределенности с господдержкой АПК. В прошлом году «Русагро» объявила, что может вложить не менее 12 млрд руб. в реализацию инвестпроекта по производству мяса бройлера в Приморском крае, но пока планы не были конкретизированы. В 2010 году холдинг уже рассматривал возможности строительства птицефабрики на 100 тыс. т в Тамбовской области за 6 млрд руб.
Новых сахарных заводов не будет
Если проекты переработки зерна и масличных имеют шансы на реализацию, то намерения построить сахарный завод обречены на неудачу. «Рынок скептически воспринимает необходимость инвестиций в создание новых сахарных заводов где бы то ни было в России, но периодически тема поднимается», — говорит Дарья Снитко.
Все проекты строительства сахарных заводов, которые анонсировались в последние лет двадцать, — крупные, минимум на 8 тыс. т свеклы в сутки. Однако ни один из них не был и не будет реализован, уверен ведущий эксперт Института конъюнктуры аграрного рынка (ИКАР) Евгений Иванов. «В России больше не будет построен ни один сахарный завод, новым предприятиям нет и не будет места, — комментирует он. — При этом в ближайшие годы закроются десятки ныне работающих предприятий, однако сахара мы можем производить больше, чем сейчас, благодаря гонке модернизаций».
Самый новый сахарный завод в нашей стране — Раевский в Башкирии — был построен в 1985 году. До него были запущены Золотухинский (Курская область) в 1982-м, Добринский (Липецкая область) в 1979-м, Каменский (Пензенская область) в 1975-м, перечисляет Иванов. Действующие сейчас предприятия в основном строились или восстанавливались после войны в 1940—1960-е годы, однако есть такие, которые возвели еще в XIX веке. Так, например, по-прежнему работает старейший Краснояружский завод (Белгородская область), запущенный в 1813 году. «Есть еще такие, как „Большевик“ в Белгородской области (1839 год), Грибановский завод в Воронежской (1848), Земетчинский в Пензенской (1849)», — рассказывает эксперт. Естественно, было много модернизаций, и этот процесс продолжается, поскольку это гораздо дешевле, чем строить заводы с нуля. Инвестиции в новое предприятие Иванов оценивает на уровне $10 млн за каждую 1 тыс. т сахарной свеклы в сутки, то есть предприятие мощностью 10 тыс. т обойдется в $100 млн. И это без стоимости подведения инфраструктуры и развития сырьевой зоны, что тоже потребует немалых затрат, уточняет он, добавляя, что инфраструктура для сахарного завода буквально «золотая».
Тем не менее проекты в секторе время от времени анонсируются. Так, например, давняя мечта Ростовской области — иметь свой сахарный завод. Еще в 2012 году «Международная сахарная корпорация» подписала с Ростовской областью соглашение о строительстве предприятия мощностью переработки 12 тыс. т свеклы в сутки. Стоимость проекта оценивалась в 10 млрд руб. Вторая очередь предполагала расширение до 20 тыс. т в сутки и дополнительные вложения в 6 млрд руб. Проект получил госгарантии, а его консультантом выступала французская группа Sucden. Первую очередь предприятия предполагалось запустить к 1 августа 2015 года. В сентябре 2016-го «РБК Ростов» сообщило, что компания лишь завершает проектно-изыскательские работы для «Первого Донского сахарного завода» и намерена начать строительство до конца года. Однако корпорация получила разрешение на строительство в Целинском районе области только в августе 2017-го. К тому времени проект подорожал до 18 млрд руб. Предполагалось, что, кроме завода, за эти деньги будут созданы индустриальный парк, тепличный комплекс и, возможно, завод по производству биоэтанола. Реализация проекта так и не началась.
При этом в сентябре прошлого года о намерении построить в Ростовской области в 2019—2021 годах сахарный завод сообщила компания «Золото Дона». Мощность предприятия — 6 тыс. т свеклы в сутки, или около 140 тыс. т сахара в год. Инвестиции — примерно 9 млрд руб. В сентябре прошлого года правительство региона не признало проект масштабным, что позволило бы компании получить участок под строительство завода без торгов.
Еще один громкий проект сектора — Мордовский сахарный завод в Тамбовской области. «Тамбовская сахарная компания» начала возводить предприятие еще в 2008 году, но не раз останавливала работу. Предприятие рассчитано на переработку 12 тыс. т сахарной свеклы и 1,5 тыс. т сахара-сырца в сутки. В 2013 году строительство было заморожено, на тот момент компания освоила около 10 млрд руб. и реализовала проект на 70-80%. Для завершения проекта, по разным оценкам, нужно еще 5-9 млрд руб. В начале этого года гендиректором «Тамбовской сахарной компании» стал представитель Россельхозбанка Денис Деменков. Все активы предприятия находятся в залоге у банка. По словам Деменкова, ориентировочно в конце февраля правление РСХБ должно было обсудить вопрос возобновления строительства.
Конечно, для перепрофилирования заводов тоже нужны немалые инвестиции, но лучше задуматься, что делать на месте тех предприятий, которые будут закрыты, чем продолжать рассказывать анекдоты про строительство новых, уверен Иванов. Закрываемые сахарные заводы — это уникальные индустриальные площадки, акцентирует он. Там есть ТЭЦ, часто газопровод, коммуникации (электросети, водопровод, канализация, автодороги
В мире с 1990 года было возведено лишь несколько свеклосахарных заводов в Турции и Египте, в других странах в последние 150 лет они только закрываются, акцентирует эксперт.
Теплицы без денег и газа
После введения продэмбарго и увеличения поддержки тепличного сектора в нем был объявлено немало крупных проектов, часть из которых не была и не будет реализована. Так, например, группа «Ренова» Виктора Вексельберга планировала построить 15-20 га теплиц в Камчатском крае, рассчитывая закрыть до 43% потребности региона в томатах и огурцах. Однако в конце прошлого года компания приостановила проект. В январе 2019-го губернатор региона Владимир Илюхин пояснял, что она столкнулась с двумя трудностями. Во-первых, договоренности «Реновы» с банком по процентной ставке не позволяли ей выйти на рентабельность, во-вторых, были вопросы по обеспечению теплиц необходимым объемом газа.
Новичкам здесь не место
В мясном секторе крупных проектов от новых инвесторов сейчас почти нет, в том числе потому что активно идет процесс слияний и поглощений: мелкие и средние предприятия уходят с рынка, а крупные становятся еще больше. В последние несколько лет на слуху было не так много громких проектов по производству мяса, которые бы не реализовывались. Во-первых, это связано с ограниченным доступом инвесторов к финансированию, во-вторых, с тем, что рынки свино- и птицеводства во многом уже сформировались и войти на них новому игроку крайне сложно, рассказывает Давлеев. По сути, в России за последнее десятилетие произошла централизация внутри отрасли: крупные игроки сосредоточили вокруг себя производственные мощности полного цикла, и попытки новых игроков войти на рынок чаще заканчивается провалом, соглашается Владимирова.
Тем не менее отдельные неудачные проекты встречаются — например, «Сергиевская птицефабрика» в Самарской области, продолжает Давлеев. «Кто только ни начинал этот проект — все равно ничего не получается, — говорит он. — Мне кажется, причина в волюнтаризме людей, которые приходят с планами. Подобная ситуация и с Селенгинской птицефабрикой в Бурятии, где сменился уже не один инвестор, все говорят об одном и том же, но с места ничего не двигается».
Строительство «Сергиевской птицефабрики» началось летом 2013 года при финансировании Корпорации развития Самарской области и областного бюджета. Начальная мощность предприятия оценивалась в 50 тыс. т бройлера, к 2018-му она должна была удвоиться. По данным Минсельхозпрода региона, в проект инвестировали около 4,7 млрд руб., но возвели только инженерную инфраструктуру, отчасти элеватор и комбикормовый завод (летом 2018-го готовность превышала 70%), выполнили отдельные работы по инкубаторию, площадкам откорма и убойному цеху. Их готовность не превышала 24%. Для завершения работы нужно еще примерно 10 млрд руб. Область искала для проекта инвесторов, но безуспешно. Летом глава региона Дмитрий Азаров оценивал, что сумма в смете завышена процентов на тридцать, поэтому никто не спешит вкладываться. «Такое ощущение, что главный смысл проекта был в том, чтобы эти 30% себе в карман положить. Нужно выходить на реальную стоимость», — отмечал Азаров (цитата по «Волга Ньюс»). В конце 2018 года стало известно, что генподрядчик проекта — «ЕвроБиоТех» — планирует законсервировать долгострой.
Компания «Бурятптицепром» в 2015 году заявила, что в 2016—2018 годах построит в поселке Селенгинск птицекомплекс на 30 тыс. т бройлера в год, вложив около 7,2 млрд руб. Инвестору подобрали земельный участок, велись предварительные работы по подготовке заявки на инвестиционный кредит, инженерные изыскания. Однако в 2016-м у компании оказались долги в 4,2 млн руб., в том числе по налогам, и 2 млн руб. убытка. В 2017-м управление ФНС по Бурятии обратилось в Арбитражный суд республики с требованием признать «Бурятптицепром» банкротом. В конце прошлого года в проекте строительства птицефабрики планировал участвовать Фонд развития Дальнего Востока. А в феврале 2019-го о намерении возвести предприятие сообщила компания «НоябрьскПродСервис». При этом мощность проекта уменьшилась до 22 тыс. т бройлера, а инвестиции — до 5 млрд руб. Инвестор планирует не только поставлять продукцию на рынок Бурятии и соседних регионов, но и экспортировать в Китай.
Сейчас многие небольшие региональные игроки банкротятся, в частности, немало подобных случаев на севере страны и на Дальнем Востоке, обращает внимание Давлеев. «Доставить туда корма стоит в 2,5 раза дороже, чем привезти птицу, пусть даже и замороженную, — сравнивает он. — На стагнирующих рынках местные производители охлажденной птицы не получают никакого дополнительного конкурентного преимущества по сравнению с привозной замороженной». В этой ситуации крупные федеральные игроки заполняют полки своей продукцией, а местные компании теряют прибыль, в результате сокращают посадки птицы, снижают обороты и постепенно угасают. Такие процессы монополизации происходят во всех странах, отмечает Давлеев.
Однако есть примеры успешной реализации аналогичных проектов, таких как созданный с нуля «Воловский бройлер» в Тульской области, продолжает он. «Бывают истории со знаком плюс и со знаком минус. Возможно, результат зависит от профессионализма руководства компании, немаловажна и поддержка администрации региона», — предполагает Давлеев.
Правда, как показывает практика, проекты с поддержкой и финансированием тоже могут быть неудачными. Так, в 2014 году компания «Юг-Агро» (Кабардино-Балкария) получила госгарантии парламента республики на проект создания птицекомплекса, а также подписала договор с ВЭБ о привлечении кредита почти на 3,7 млрд руб. В 2019 году она планировала запустить предприятие по выпуску 18,7 тыс. т бройлера и 12 тыс. т индейки. В 2015-м проект был отобран для получения поддержки на региональном уровне по программе импортозамещения. Однако деньги были израсходованы, а проект не реализован. Банк подал иск о банкротстве «Юг-Агро», в апреле прошлого года после завершения процедуры наблюдения в компании был утвержден конкурсный управляющий. В июне после проверки прокуратуры было возбуждено уголовное дело по ч. 4 ст. 159.1 УК РФ (мошенничество в сфере кредитования, совершенное в особо крупном размере) и ст. 196 УК РФ (преднамеренное банкротство).
Громкие слова — не в счет
С инвестициями в свиноводство в последние лет пять все более-менее определенно: все крупные проекты, которые были заявлены, находятся в постоянном мониторинге и реализуются, хотя и с разной скоростью, рассказывает гендиректор Национального союза свиноводов (НСС) Юрий Ковалев.
Тем не менее Анастасия Владимирова вспоминает неудачный масштабный проект в секторе: АПК «Станица» намеревалась построить в Чертковском районе Ростовской области свинокомплекс на 250 тыс. свиней в год за 6,9 млрд руб. Запуск первой очереди планировался на 2014 год. Однако позднее было объявлено о переносе срока ввода на 2020-й из-за проблем с финансированием, при этом объем инвестиций вырос до 13,5 млрд руб. А в июне 2018-го районная администрация из-за неплатежей расторгла с компанией договор аренды земельного участка, на котором планировалось возводить предприятие. Строительные работы там не начинались. Министр сельского хозяйства Ростовской области Константин Рачаловский пояснял, что инвесторы проекта не смогли найти средства на его реализацию. Основная причина «смерти» проекта — его удорожание в два раза после изменения экономической ситуации в стране на фоне западных санкций, комментирует Владимирова.
Конечно, в секторе афишировались и громкие планы с многомиллиардными вложениями, которые не пошли дальше слов, но их НСС даже не считал проектами и не включал в свои экспертные оценки, уточняет Ковалев. «Если губернатор региона сделал какое-то заявление или подписал соглашение с никому не известной компанией, причем на большой объем производства — обычно сразу понятно, что это пустое и там на самом деле ничего нет, и прежде всего финансовых ресурсов», — говорит он.
Реализовать с нуля проект новому игроку в секторе сейчас практически невозможно, считает эксперт. Поскольку маржа снизилась, окупить вложения за восемь лет уже не получится, поэтому теперь проекты по производству свинины реально могут запускать лишь опытные инвесторы с уже действующим бизнесом, причем расплатившиеся по ранее взятым кредитам. «Они могут направлять прибыль в том числе на строительство новых площадок, — рассуждает Ковалев. — У них есть финансовые, управленческие, административные ресурсы, а также огромный опыт, поэтому у лидеров рынка в целом нет больших проблем с реализацией новых проектов». Конечно, и у них иногда возникают объективные трудности, из-за которых плановые сроки запусков откладываются. Так, например, «Русагро» рассчитывала реализовать проект в Приморье быстрее, но пришлось менять подрядчиков. Также могут возникать дополнительные технические вопросы, вмешиваться неблагоприятные погодные условия, перечисляет Ковалев.
А вот челябинский «Ариант», входящий в топ-20 крупнейших производителей свинины в стране, пересмотрел планы развития по другим причинам. В 2015 году холдинг планировал вложить 20 млрд руб. в строительство свинокомплексов и перерабатывающих предприятий в Свердловской и Кемеровской областях. Объем производства всех комплексов компании при выходе новых площадок на проектную мощность должен был достигнуть 180 тыс. т в год. Но в 2017-м в Свердловской области строительство было заморожено, поскольку прокуратура установила, что при начале работы у инвестора не было положительного заключения экологической экспертизы. В феврале 2019-го «Правда УрФО» со ссылкой на министра АПК и продовольствия региона Дмитрия Дегтярева сообщила, что компания планирует вернуться к проекту, но сократит его плановую мощность.
Также в конце 2017-го «Ариант» остановил возведение комплекса в Кемеровской области. Одной из основных причин стали изменения в ветеринарном законодательстве, поясняла администрация региона. С момента запуска строительства ужесточились экологические требования к животноводческим комплексам, поэтому для продолжения работы нужен новый проект.
В перечне инвестпроектов, реализация которых обеспечит основной прирост производства свинины в стране в 2018—2022 годах, этих комплексов «Арианта» нет, следует из материалов НСС. По всем крупным проектам работа ведется, отмечает Ковалев. «Мы не видим никакого схлопывания, так что в секторе нет каких-то дутых планов или долгостроя», — подчеркивает он.
Большой объем вложений настораживает
По мнению Владимира Шафоростова из «НЭО Центра», явным признаком того, что проект не будет реализован, является очень большой заявляемый бюджет капитальных затрат при сомнительном финансовом положении инвестора. Газпромбанк уже более пяти лет развивает компетенции в анализе агрорынков, а Центр экономического прогнозирования составляет стратегический прогноз на пять лет по основным рынкам и продукции. «Используя такие прогнозы, можно рассчитывать инвестиционные модели и оценивать окупаемость и доходность инвестиционного проекта. Если предпосылки инвестора сильно отличаются от нашего видения рынков, то, конечно, сомнения относительно вероятности реализации проектов увеличиваются», — рассказывает Дарья Снитко.
Не обжечься на молоке
В молочном секторе крупные проекты тоже так или иначе в основном реализуются, говорит исполнительный директор Национального союза производителей молока («Союзмолоко») Артем Белов. «Из знаковых проектов исключением пока является CP Foods, которая несколько лет назад заявила о планах реализации в России проектов по производству и переработке молока. Также не до конца понятны планы «Русагро» в молочном бизнесе», — комментирует он.
Комплекс на 80 тыс. дойных коров должен был возводиться в Рязанской области в партнерстве с китайской Banner Dairy и Российским фондом прямых инвестиций. Объем вложений предполагался на уровне $1 млрд, начать строительство планировалось в 2017 году. Расчетная годовая мощность предприятия оценивалась в 400 тыс. т готовой продукции. Однако китайские партнеры решили выйти из проекта, после чего тайские инвесторы посчитали его дальнейшую реализацию нецелесообразной. Хотя CP Foods сообщала, что не отказывается от планов и считает свои цели более чем реалистичными на территории всей России, в прошлом году она не начала строить ферму.
Другой потенциальный крупный инвестор в молочный сектор — «Агрокомплекс» им. Н. Ткачева — прорабатывал возможность создания в Ростовской области молочного кластера — восьми ферм и завода по переработке молока. Объем инвестиций в проект оценивается в 45 млрд руб. Но в июне прошлого года гендиректор «Агрокомплекса» Евгений Хворостина уточнил, что компания не рассматривает проект создания кластера из-за изменения цен на сырое молоко. Однако холдинг по-прежнему планировал возведение в регионе комплекса «Жуковский» объемом производства около 25 тыс. т молока. Изначально площадку должны были начать строить осенью 2016 года, тогда ее стоимость оценивалась в 1,9 млрд руб. В январе 2017-го сообщалось, что инвестиции увеличатся до 2 млрд руб., затем они выросли до 2,9 млрд руб. В мае 2017 года Константин Рачаловский говорил об усложнении требований по линии экологии к проектированию молочных комплексов, что затянуло процесс.
По словам Белова, другие знаковые проекты — «ЭкоНива», «Молвеса», вьетнамская компнаия TH Milk — реализуются. Правда, параметры комплексов в итоге могут несколько отличаться от объявленных изначально, но обычно не кардинально, признает он. Расхождения по мощности или объему инвестиций на 15-20% — это нормально, оценивает Белов. К тому же, поскольку комплексы запускаются в несколько очередей, что позволяет иметь некоторую гибкость по объемам и срокам.
Причины, которые не позволяют инвесторам реализовывать проекты или затягивают запуск, в каждом случае индивидуальны. «Кто-то переоценил свои силы, в том числе относительно финансирования, кто-то — рынок и понял, что в нынешних условиях не готов рисковать. Кто-то не смог договориться с банком», — перечисляет Белов. А вот региональная специфика вряд ли может помешать: сейчас большинство регионов очень внимательно относится к потребностям инвесторов, активно их привлекают и пытаются сформировать максимально благоприятные условия, добавляет он.
Индейка стала уткой
С 2011 года разные инвесторы пытаются реализовать проект «Рамонская индейка» в Воронежской области. Изначально мощность предприятия заявлялась на уровне 11 тыс. т готовой продукции в год, а инвестиции — около 1,6 млрд руб., но до реализации планов дело не дошло. Тогда комплекс намеревался строить основной владелец КФХ «Борть» Николай Бородкин.
В 2014-м пришел новый инвестор — ТД «Хладопродукт», но из-за кризиса проект, к слову, подорожавший до 3 млрд руб., так же стоял на месте. О его возобновлении стало известно весной 2016-го, а в октябре того же года проект был включен в программу социально-экономического развития региона как особо значимый. К этому времени его стоимость достигла почти 4,3 млрд руб. Начать строительство планировалось весной 2017-го, однако затем старт был передвинут на август из-за изменений правил кредитования и требований к документам.
Однако в августе в проект пришел другой инвестор — девелопер Геннадий Мешков, который перепрофилировал его под выращивание и переработку мяса утки и скорректировал параметры инвестиций до 3 млрд руб. Правда, в конце прошлого года проект подорожал до 4,5-5 млрд руб. за счет увеличения проектной мощности комплекса по глубокой переработке утиного мяса вдвое до 20 тыс. т готовой продукции в год. Плановый объем собственного производства мяса утки — 5 тыс. т.
Почти получилось
Есть и более досадные примеры несостоявшихся проектов. Так, завод компании «ЭкоФрио» в Брянской области по переработке картофеля в феврале был на грани банкротства по заявлению регионального управления ФНС из-за долга в 2,4 млн руб. В конце 2011 года стало известно, что компания за 3 млрд руб. планирует построить комплекс по глубокой переработке картофеля мощностью 200 тыс. т в год, который будет выпускать замороженный картофель фри и картофельные хлопья. Вскоре объем производства уменьшился до 140 тыс. т, правда, инвестиции выросли до 4,3 млрд руб. Запуск предприятия был намечен на октябрь 2013 года. В сентябре 2012-го инвестиционная комиссия Минрегиона России внесла «ЭкоФрио» в перечень проектов, реализуемых с господдержкой за счет средств Инвестиционного фонда страны. Летом 2013-го проект получил от Сбербанка кредит в 3,3 млрд руб. на 10 лет, стоимость проекта к тому времени выросла до 5 млрд руб. Завод был запущен лишь в октябре 2015-го, но проработал лишь около недели и был остановлен.
«ЭкоФрио» изначально планировала выпускать картофель фри, но когда оказалось, что ее проект должен был запускаться параллельно с производством «Белой дачи», она решили перепрофилировать завод на картофельные хлопья, рассказывает исполнительный директор Картофельного союза Алексей Красильников. Однако из-за инженерных просчетов вскоре после запуска предприятия у экологов и местных властей возникли вопросы к очистным сооружениям предприятия, и оно было закрыто. Губернатор Брянской области Александр Богомаз давал указания исправить нарушения и запустить предприятие. Но поскольку стоимость необходимых очистных сооружений может быть сопоставима с инвестициями в сам завод, по всей видимости, «ЭкоФрио» не смогла найти необходимое финансирование, и проект так и не заработал.
Потенциальным инвесторам в переработку картофеля Красильников советует в первую очередь четко определиться, какую продукцию целесообразно производить. Так, например, объем внутреннего рынка картофеля фри оценивается примерно в 90-110 тыс. т в год. Раньше продукция завозилась в основном из Голландии и Польши, сейчас этот канал схлопнется едва ли не до нуля, прогнозирует Красильников, поскольку ресурс завода «Белой дачи» изначально был рассчитан не только на обеспечение потребностей внутреннего рынка, но и на экспорт. Кроме того, часть потребности внутреннего рынка закрывают небольшие предприятия мощностью 10-15 тыс. т готовой продукции в год. «Поэтому запускать подобные проекты по крайней мере в Центральном регионе точно будет рискованно, — оценивает Красильников. — Если уходить в Сибирь, возможно, отчасти на Урал, куда логистически дорого доставлять картофель фри из Липецкой области, то небольшие предприятия еще можно строить, там продукция будет востребована».
Если говорить о производстве крахмала, то здесь перспективы еще хуже, только если не будет разработана специальная госпрограмма, продолжает эксперт. Несмотря на то, что картофельный крахмал — самый качественный и востребованной в линейке крахмалов, отечественная продукция получается неконкурентоспособной по сравнению с европейской. Это связано с более высокой погектарной поддержкой производителей в Европе, а также наличием у них экспортных субсидий, они могут получить дешевые кредиты. Кроме того, у нас нет масштабного производства семенного материала высококрахмалистых сортов картофеля, так что их придется импортировать. Да и технологии производства отстали от европейских, поэтому оборудование для заводов тоже придется завозить из-за рубежа, перечисляет Красильников. «Если рассмотреть все эти факторы в комплексе, то получается, что, скорее всего, подобные проекты будут в проигрыше», — резюмирует он.
В 2016 году глава Коми Сергей Гапликов сообщил о планах строительства в республике предприятия по производству модифицированного катионного крахмала для нужд целлюлозно-бумажного комбината «Монди СЛПК» за 3,4 млрд руб. В 2017-м стало известно, что проект мощностью 20 тыс. т в год может быть реализован совместно с китайской государственной энергетической компанией China Power Engineering Consulting Group Co., LTD. Запуск был намечен на 2018 год, однако правительство республики не сообщало о начале строительства. Это достаточно амбициозный и интересный проект, оценивает Красильников, но до сих пор непонятно, где предприятие будет брать сырье и кто в итоге станет инвестором.
А вот производство хлопьев кажется ему наименее рискованным вариантом, если говорить об инвестициях в переработку картофеля. Российские компании уже экспортируют их в ряд стран от Китая до Латинской Америки, этот рынок интересен, и проект может быть реализован практически в любом регионе, говорит Красильников. Еще одно перспективное направление и свободная ниша на рынке — переработка среднего уровня: производство очищенного вакуумированного картофеля, в том числе вареного, бланшированного или доведенного до полуготовности, замороженных смесей. По оценке эксперта, этот рынок растет на 1-2% в год и это интересный сегмент. Сейчас проекты в нем реализуют компании «Дмитровские овощи» и «Кримм».
