Журнал «Агроинвестор»
Давайте признаем: иностранные инвесторы не хотят вкладываться в российский агропром и связанные с ним бизнесы.
Присматриваются, реализуя точечные проекты — и только. Меньше $260 млн (7,8 млрд руб.) иностранных вложений в 2010 году — много ли можно сделать на эти деньги? Ну, например, построить одно крупное интегрированное предприятие, такое как у «Белгранкорма» в Новгородской области (см. стр. 44). Не говоря о том, что значительная часть средств только посчитана Росстатом как иноинвестиции, а на самом деле наверняка это реинвестированные деньги российских бенефициаров офшоров, на которые записаны реализующие агропроекты компании.
Вот такой результат. Нашим чиновникам с «их» стороны — респект и всевозможные вежливости на переговорах и пафосных форумах, а деньги — Бразилии, Аргентине или, допустим, Африке. Почитайте на стр. 26 интервью основателя «Агро-Инвеста» Михаила Орлова, у которого теперь 20 тыс. га в Замбии: он уверяет, что там в разы меньше коррупции, чем у нас, а с кадрами — лучше.
Я знаю, вы назовете мне пару десятков иностранных компаний (в том числе не самых маленьких), у которых есть российские проекты. Согласен, в России возможно масштабирование агропроизводств, не снившееся малогектарной Европе. Немецкий фермер Штефан Дюрр создал здесь агрохолдинг «Эконива» с более чем 100 тыс. га, дилерским дивизионом и молживотноводством, а на родине, рассказывают, получил в наследство ферму всего на 14 га. В 1990-е годы он поверил, рискнул, и у него получилось.
Я тоже знаю, что есть такие, как Дюрр, и уважаю их. Но понимаю, что у нас могло бы быть с точки зрения масштаба и эффекта инвестиций. Это технологии, объем и стоимость капитала, культура и производительность труда, многое другое, чего местные игроки никогда не дадут. Возьмем востребованные биржевые товары — зерно, сахар и масличные, на которых в России можно строить масштабные, на миллиарды долларов, цепочки от сырья до обработки и экспорта. Возьмем глобальные компании: Cargill, Bunge, Glencore, Louis Dreyfus. Все они представлены у нас, но это больше представительство, чем инвестирование. Единственный бизнес, который глобальные игроки по-настоящему развили, — экспорт зерновых: большая часть российского зерна, которого мы вывезем 24-25 млн т (стр. 38), де-юре перестанет быть российским уже в портах на стадии таможенного оформления. Плюс по нескольку элеваторов, приобретенных, чтобы обеспечить экспорт. А где инвестиции в капстроительство? Только воронежский МЭЗ Bunge ($130 млн) и тульский кластер Cargill ($700 млн во все российские проекты). Но у этих компаний здесь на порядки больший потенциал — десятки элеваторов, терминалов и интегрированных производств по обработке и переработке агросырья! У Bunge 450 заводов в 32 странах, оборот — выше $20 млрд/год. Cargill представлена в 63 странах и в 2011 финансовом году заработала $119,5 млрд.
Почему мало инвестируют? Эксперты и несколько упомянутых игроков называют в числе причин малоинтересную для глобальных компаний сырьевую базу — урожаи зерна неравномерны и посредственны (редко превышают 90 млн т, из которых 70 млн т нужно для внутреннего потребления), урожайность низка, фермеры на зерне зарабатывают редко. Другая причина — качество госполитики и ее непоследовательность. Уже эти два фактора перевешивают привлекательные для иностранных инвесторов черты нашего АПК.
