Основательница KSITEST (сервис управления генетическим прогрессом стада) Дарья Яковишина рассказала «Агроинвестору» о результатах работы компании в прошлом году, необходимости развития геномной селекции в России, трудностях, которые стоят на пути популяризации этого метода и зависимости от импорта генетического материала КРС.
— Как сложился прошлый год для вашей компании, чего удалось добиться?
- Прошлый год был достаточно успешным: компания выросла практически в два раза по всем показателям. Так, референтная база увеличилась с 9 тыс. до 20 тыс. генотипов, а животных с записями сейчас около 500 тыс. Количество клиентов также выросло — с 16 до 30 компаний. Год назад мы работали с одним регионом — Удмуртской республикой, сейчас также сотрудничаем с Чувашией и подписали соглашение об общей работе с Тюменским государственным аграрным университетом Северного Зауралья.
Мы считаем, что сейчас самое главное в России с точки зрения геномной селекции — расширение локальной референтной базы, что позволит не зависеть от зарубежной генетики и развивать собственную селекцию. По числу оценок мы тоже выросли: их стало девять, что почти вдвое больше, чем было в 2020 году.
— Какие есть сложности по части внедрения геномной селекции в России?
- Геномная селекция — это инновационный продукт, требующий довольно существенных затрат на старте (оценка одного животного стоит около 4 тыс. руб.), при этом внедрение полностью окупится уже через два-три года. Конечно, хозяйствам бывает сложно решиться на такой шаг. Поэтому мы стараемся максимально поддержать заказчика: взять внедрение и обучение на себя, максимально сократить затраты за счет снижения других расходов, таких как отдельное подтверждение родства (это входит в генетический анализ). Кроме того, многие регионы также понимают необходимость внедрения геномной селекции и начинают открывать региональные программы по субсидированию. Сейчас таких областей четыре, самый крупный проект — в Удмуртской республике.
В нашей стране довольно долго не внедряли геномную селекцию. О развитии локальной референтной базы глобально задумались только в прошлом году, хотя во всем мире эти методы используют уже лет 15. Неудивительно, что хозяйства пользуются услугами компаний, которые перепродают оценку по зарубежным референтным базам. Их можно понять: при отсутствии альтернатив такая оценка, несомненно, дает большую точность, чем отбор по удою. Сейчас у хозяйств есть возможность делать геномные оценки по локальной базе. Прошлой осенью на мероприятии KSIDAY мы сравнили точность геномных оценок по нашей локальной базе и по американской. По локальной получились более точные результаты. Это в целом предсказуемо, если брать во внимание опыт других стран, но все же лучше проверить и посчитать. У нас получились такие цифры по удою — 73% (точность геномной оценки по базе KSITEST) против 69% (по американской базе CDCB). Для сравнения: точность отбора по удою матери составляет около 25%.
— Что может стать драйвером внедрения этого метода оценки?
- Часто драйвером внедрения геномной селекции является невозможность преодоления какого-то порога без нее. Для агрохолдингов это потолок в повышении доходности стада за счет кормов или размера поголовья. Кроме того, геномная селекция позволяет наиболее быстрым и гарантированным методом улучшать собственное поголовье без завоза новых животных. Для страны или племенных предприятий таким порогом является невозможность быстрого получения собственных быков на локальных стадах.
— Насколько производителям молока интересен этот метод отбора животных, что он дает?
- Бизнесу интересно производить, зарабатывать больше, а тратить — меньше. Отбор, основанный на геномной селекции, повышает доходность в разы. Например, в Канаде скорость роста доходности увеличилась в 2,6 раза за пять лет, в США посчитали, что она выросла на 57% за три года. И это именно доходность на корову, а не молочная продуктивность. Грубо говоря, по глазам телки же не понять, соответствует ли она вашим требованиям: можно выбрать животное на продажу с надоем 8 тыс. л за год, а можно — 6 тыс. л, можно выбрать даже относительно удачно по удою, но прогадать по фертильности или по жиру/белку. Геномная селекция позволяет делать выбор по очень многим показателям: фертильность, здоровье, продуктивное долголетие и др., что очень сильно влияет на экономику предприятия, ведь корова с надоем 12 тыс. л и продолжительностью жизни один год не окупится. Молочная продуктивность может и плохо, но предсказывается по родителям, однако с продолжительностью жизни и другими показателями это невозможно, потому что они не так четко наследуются. Часть показателей на глаз не оценить.
Вице-премьер Виктория Абрамченко поддержала создание в Чувашии научно-производственной лаборатории по геномной селекции крупного рогатого скота. «Для развития АПК, повышения производительности особое значение имеет научная база и внедрение новых технологий», — написала она в своем Telegram-канале.
— Насколько работа вашей компании зависит от импорта?
- Мы в этом смысле с самого первого дня работы придерживались мнения, что идти по легкому пути и просто перепродавать подороже зарубежные геномные оценки по чужой базе, без всякой привязки к нашим данным и даже без расчета точности прогноза по собственным животным — это тупиковый путь.
Поэтому мы не только собирали локальную базу, но и разрабатывали программное обеспечение, собственные математические модели, алгоритм подбора пар — все это у нас локальное. Но некоторая зависимость от иностранных компаний все же есть, она касается генетического анализа. Во-первых, для этого нужны специальные машины, во-вторых, реактивы. Если необходимые лаборатории в России есть, и мы можем пользоваться их услугами, то реактивы и расходники в мире производит только одна американская компания. К сожалению, полностью уйти от иностранных составляющих не получится, но наша зависимость от импорта составляет всего 10-15%.
— Может ли наша страна из-за обострения геополитической ситуации оказаться отрезанной от международных баз данных и если да, то чем это грозит?
- Тут есть плохая и хорошая новости. Есть большая база GenoEx, которая включает данные обо всех зарубежных быках, она была создана для обмена родословными. Раньше никто в России и других странах СНГ не мог получать и вносить туда данные, но нас в эту базу включили где-то 1,5 месяца назад. Однако, к сожалению, буквально несколько дней назад пришло письмо, в котором говорится, что в текущей ситуации нас там не рады видеть. Поэтому, увы, нас уже отрезают от международных баз данных.
Но, к счастью, геномные базы строятся на локальных референтных данных, и если информации о каких-то быках не хватает, то мы можем сами сделать исследования по семени или другим способом. В этом смысле все не так плохо.
Но есть более существенная проблема. Кроме данных есть семя, эмбрионы, животные. И если мы останемся без них, то это будет проблемой. Даже если не запретят их ввоз, не уйдут компании, которые их импортируют, в любом случае цены на эту продукцию сильно вырастут, так как они номинированы в евро и долларах. Так, компании, продающие семя, уже подняли цены на 50%. Нужно понимать, что экономика молочного производства достаточно хрупкая, и такой рост крайне существенный.
— На ваш взгляд, в целом как складывающаяся сейчас геополитическая и экономическая ситуация может повлиять на развитие генетики сельхозживотных в России?
- Вот тут есть хорошие новости, хотя их и не много: часть регионов и агрохолдингов уже подняли свой уровень селекции до западного, и по своим показателям входят в топ производителей молока по всему миру. Например, в Ленинградской области доят 12-13 т, агрохолдинг «Степь» — 14 т. Это значит, что в некоторых регионах и агрохолдингах нужная генетика уже есть. Наша задача сейчас — сохранить ее, чтобы мы могли реплицировать то, что уже сделано. Иначе, если не контролировать генетический прогресс, достигнутые уровни удоя будут потеряны.
Поэтому очень важно чутко подходить к геномному отбору. Раньше у нас было время подумать о том, нужно ли внедрять инновации, хотим ли мы развивать свою селекцию, или же просто будем постоянно ввозить новых животных. Сейчас времени и выбора нет.
Зависимость от импортного семени составляет около 43%, то есть получается, что около половины семени Россия закупает за валюту. Это огромный процент и критическая проблема. Новые хозяйства также завозят нетелей, эмбрионы
— Если Россия останется без импорта генетики — что делать?
- У нас примерно 8,5 млн коров, из них 1 млн — племенных. Это похоже на ситуацию в США, которые являются крупным поставщиком семени для всего мира, но они выводят своих животных, то есть в стране нет проблемы работы над смешением генетики. Мы тоже можем так делать, но придется изменить весь процесс выбора быков и работы с ними. В США, например, чтобы вывести одного быка, соответствующего ожиданиям рынка, выбираются коровы и быки с подходящими характеристиками, дальше закупаются коровы, их осеменяют, вымывают эмбрионы, отбирают животных, проводят геномную оценку и выбирают лучшего быка. Это достаточно длительный и затратный процесс: инвестиции на одного такого быка составляют порядка $1 млн.
В России такой процесс не налажен, но если мы не начнем вести подобную работу, двигаться в этом направлении, то весь наш прогресс за последние 10-15 лет просто пропадет. Поэтому сейчас требуются уверенные действия со стороны Минсельхоза, бычатников и др. Но без геномной оценки этого не сделать — на глаз невозможно выбрать правильного быка. Выводить своих лучших быков нужно, без этого в случае ограничений импорта мы долго не протянем.
— Сколько времени и средств может потребоваться, чтобы объединить все российские племенные хозяйства в единой базе?
- Мне кажется, этот вопрос больше к руководству страны, чем технический. Все племенные хозяйства уже ведут свои данные в одной системе «Селэкс», мы с ней работаем и выгружаем данные. Но другой вопрос — насколько ответственно их туда вносят. Также есть лаборатории, которые делают анализ молока, и можно брать информацию оттуда, но не нужно удивляться, почему данные не сходятся.
В нашей базе сейчас девять регионов. Мы их подключаем, берем их данные из «Селэкс» и других баз, таких как Dairy comp, Affifarm, все загружаем, и это не требует какого-то дополнительного времени — не надо тратить десять лет, чтобы разработать новую систему. У нас в стране обычно получается так: есть какая-то большая идея, но ее удастся реализовать только через десять лет, когда она уже не будет актуальна. Мне кажется, что государству нужно действовать как стартапам: не пытаться с нуля создавать и придумывать функциональность на десять лет вперед, а брать готовое решение, итеративно его тестировать и улучшать.
