Основатель «Русагро» рассказал «Агроинвестору», как видит развитие группы и себя в ней, о своей жизненной и бизнес-философии.
− У «Русагро» по итогам 2015 года были очень хорошие результаты. Каков ваш прогноз на 2016-й?
− Примерно такой же результат, как в 2015-м. У нас задел на этот год: плюс три сахарных завода «Разгуляя», плюс 100 тыс. га земли, плюс новые мощности, плюс много новых проектов.
− Как будет выглядеть компания в кратко-, средне- и долгосрочной перспективе?
− Могу сказать вам только уже устаревшие данные, потому что обновленная в 2016 году стратегия еще не принята, она в процессе. В 2015-м она была совсем простая: мы планируем утроиться на горизонте трех-пяти лет. Помимо этого, мы планируем открыть еще одно-два направления.
− Помимо тепличного?
− Нет, тепличное туда уже входит. По другому направлению решение пока не принято.
− Какие варианты вы рассматриваете?
− Бессмысленно это обсуждать, потому что компания перелопачивает гигантский массив информации, у нас КПД не очень высокий. Да и не хотелось бы раньше времени говорить. Я сторонник того, чтобы сначала сделать, а потом говорить, чем заявить, а потом не сделать.
− Например, от идеи развития аквакультуры на Дальнем Востоке окончательно решено отказаться или вы планируете вернуться к этому вопросу?
− Нет ничего постоянного, есть только временное. Мы принимаем какие-то решения, потом проверяем, еще раз проверяем — до тех пор, пока мы не проинвестировали, нельзя сказать утвердительно или отрицательно ни об одном решении. Достаточно быстро меняется внешняя среда, внутренняя культура и знания компании меняются. То, что вчера нам казалось сверхпривлекательным, сегодня, после детального анализа, может нам казаться ну совсем непривлекательным. И наоборот.
− Вы не рассматриваете возможность вхождения в производство, например, индейки?
− Я не думаю, что мы сегодня вообще готовы инвестировать в строительство новых мясных и птицеводческих активов, кроме дальневосточных. Сегодня проще покупать действующие. Мы смотрим на все активы, которые находятся в тех сегментах рынка, где компания участвует.
− Пока вы идете по проторенному пути: зерно, свинина, масло, сахар. Может ли так оказаться, что «Русагро» пойдет в какую-то совершенно неожиданную отрасль?
− Может. Вы хотите, чтобы я вам все рассказал? Я не готов.
− В какие технологии вкладывается «Русагро»?
− Мы начали инвестировать в генетику, в селекцию — и свиней, и растений. Во всех отраслях, где присутствует «Русагро», мы смотрим, где сегодня технологии находятся, где будут находиться завтра, куда и как мир меняется, где «Русагро» должна быть с точки зрения изменения глобальных процессов.
− То есть у вас по всем направлениям есть исследовательские лаборатории, где вы выводите собственные сорта
− Я бы не сказал, что у нас есть все и везде. Мы в 2015 году приняли решение открыть свой R&D-департамент (Research and Development) и делаем первые шаги. Что-то уже работает, что-то в процессе.
− Помимо генетики, вы делаете еще какие-то технологические наработки?
− Мы построили завод по извлечению сахара из мелассы. Это современная технология, когда вы расщепляете мелассу до молекулярного уровня, потом собираете обратно. Новый завод — в Тамбовской области, мы только что ввели его в строй. Рассматриваем строительство второго такого завода. Срок окупаемости по этому конкретному проекту — до семи лет. Занимаемся автоматизацией.
− И сколько вы потратили на этот завод?
− Около 2 млрд руб.
− Остались ли вы довольны покупкой долгов «Разгуляя»?
− Доволен, несмотря на то, что она была сложной. А больше на рынке простых сделок и нет: рынок на сегодняшний день достаточно зрелый. И эта сделка полностью укладывается в стратегию роста компании. Мы, например, за счет нее на 40% прибавили сахарных мощностей, на 15% прирастили земельный банк, зашли в два региона стратегического присутствия — Курск и Орел.
− Сколько сейчас гектаров у «Русагро» в собственности и аренде?
− Более 600 тыс. га.
− Вы наращивали банк за счет земель «Разгуляя» или еще чего-то?
− Не только, мы покупаем землю и в ЦФО, и на Дальнем Востоке — в регионах нашего присутствия.
− Начали ли вы уже строительство вашего проекта на Дальнем Востоке? Почему откладывается начало строительства?
− Начнем строительство в ближайшие месяцы. Сейчас заканчиваем фазу проектирования и начали вести сельское хозяйство: в обработке 40 тыс. га земли. Я бы не сказал, что этот проект буксует. На Дальнем Востоке много вопросов, которые необходимо решить, в частности создание инфраструктуры. И для такого проекта несколько месяцев задержки — это несущественно.
− Для вас «Русагро» — это что?
− Это подросший ребенок, который уже не требует постоянной опеки. Для меня «Русагро» — это инструмент творчества, самореализации. Мне нравится строить и развивать компанию, смотреть, что из этого получится. Это как картину рисовать: там и здесь творческий процесс, разницы никакой нет.
− Когда вы начинали «Русагро», вы рассматривали ее как компанию, которая будет вам платить дивиденды, за счет которых вы будете жить?
− Честно признаться, так далеко я не смотрел.
− А какие мотивы у вас были?
− Мне было 25 лет. Какие мотивы в 25 лет? Например, себе что-то доказать, в чем-то себя испытать, посмотреть, чего ты можешь достичь, чего не можешь.
− И почему вы выбрали для этого именно АПК?
− Глупый был. Наверное, и остался. Кто-то пошел в нефтянку, кто-то в отрасли с гарантированной добавленной стоимостью.
− А вы тем не менее оказались в агро. Это же лотерея: то ли будет урожай, то ли нет.
− Да, говорят, что, если хочешь гарантированно обанкротиться, то надо идти в сельское хозяйство.
− Вы же, наверное, об этом думали в тот момент?
− Я же говорю, что все-таки, видимо, туповат был. Но по факту — я не обанкротился, однако оказался в отрасли, которая была изначально непривлекательной. Объяснить это какими-то рациональными или глубокими мыслями я не могу.
− Может быть, вы потому и пошли в в нее, что вы хотели доказать себе, что даже в ней сможете реализоваться?
− Нет-нет, я даже сам себе польстить этим не могу. Меня терзают смутные сомнения по этому поводу. Никто меня к этому не подталкивал, просто таким было стечение обстоятельств, надо честно признаться. Вспомните: Советский Союз развалился, все было нарушено.
− Вы тогда начали с трейдинга сахара с Украины. А потом что?
− А потом я уже проявил какие-то умственные способности и попытался улучшить то, что у меня возникло.
− Не было в какой-то момент желания, например, продать «Русагро», выйти с кэшем и вложить в ту же недвижимость или нефтянку?
− У меня не было никогда ситуации, когда разные бизнесы требовали перетока средств. Они изначально строились так, чтобы быть самодостаточными.
− Вопрос не в перетоке средств, а в концентрации на чем-то одном.
− Нет, у меня не было никогда такого желания. Был ли я загружен? Был.
− И тем не менее вы всегда принимали активное участие в управлении «Русагро»?
− Я вообще активный.
− А сейчас «Русагро» живет своей жизнью и без вашего активного участия благодаря грамотной команде?
− В первую очередь работают процедуры и правила. В «Русагро» все формализовано, и мы стараемся жить по мировым правилам ведения бизнеса. Я думаю, что это правильно.
− А вам не хочется погрузиться и узнать, как все происходит на местах?
− Я периодически погружаюсь, когда мне надо.
− И ездите в поля?
− Регулярно.
− А зачем? Из любопытства или вы смотрите, насколько процессы соответствуют регламентам?
− В том числе. Ну и просто убедиться в том, что плановые показатели не только на бумаге, но и визуально совпадают.
− Вы называете «Русагро» выросшим ребенком. Обычно такой ребенок оканчивает школу, поступает в институт и уезжает от родителей.
− Он уже съехал, я бы сказал. Это значит, что мне не нужно тратить на «Русагро» такое количество времени, которое я тратил раньше.
− А сколько вы тратите на это времени?
− Достаточно, чтобы и «Русагро», и я находились в комфорте и не надоели друг другу.
− Какие у вас дальнейшие планы на «Русагро»? Вы заглядываете на перспективу десяти, двадцати лет и дальше, когда вы, например, захотите уйти на пенсию?
− Я вам скажу больше — я могу умереть. Будет как у Чуковского в книжке «От двух до пяти». Он собрал в ней высказывания маленьких детей. И один приходит к бабушке и говорит: «Бабушка, ты умрешь?». — «Умру». — «Тебя закопают?». — «Закопают». — «Глубоко?». — «Глубоко». — «Вот когда я буду твою швейную машинку вертеть». Есть такая книжка Джима Коллинза — «Построенные навечно». Поэтому я планирую, чтобы «Русагро» была построена навечно.
− И кому «Русагро», построенная навечно, будет принадлежать?
− У компании уже куча акционеров — если не тысячи, то сотни.
− Планируете ли вы передать свою долю по наследству?
− Это вопрос философский. Неважно, что я планирую. Есть же еще те, кому ты хотел бы передать или не хотел бы. Интересы могут не совпасть.
− Но у вас же есть дети.
− Да, но я их не мучаю этим вопросом. Старшему девятнадцать лет, но пока я не думаю, что он в состоянии ответить на этот вопрос. Кроме того, во-первых, ничего не собираюсь дарить детям, надо это заслужить. А во-вторых, они пока еще не готовы.
− Они работают вместе с вами, делают что-то, чтобы «заслужить»? И каким образом это можно сделать?
− Они еще маленькие. Старший в институте. И вообще, у каждого свой путь. Даже большинство людей моего поколения не справилось со свалившейся на них ответственностью и деньгами. А если говорить о новом поколении — то если они на него свалятся, да еще и незаслуженно, то это страшная психологическая нагрузка, с которой тоже можно не справиться.
− Владелец «Альфа-Групп» Михаил Фридман, например, заявил, что направит большую часть своего состояния на благотворительность. Его мотив — нельзя дарить детям такое состояние.
− Я с Михаилом Маратовичем согласен. Молодой человек может заслужить состояние только своим талантом, желанием.
− То есть если ваш сын придет в «Русагро», это возможно?
− Если он будет хотеть и сможет.
− Если вы не задаете такой вопрос своему сыну, то себе-то вы его задаете?
− Да. Но пока у меня еще есть время подумать. Пока что я трачу деньги, которые зарабатываю, чтобы не отягощать своих детей этой проблемой.
Полная версия интервью будет опубликована в июльском (№7) выпуске «Агроинвестора»
