Журнал «Агроинвестор»
В эксклюзивном интервью «Агроинвестору» СЕО глобальной Syngenta Эрик Фирвальд рассказывает, как компания чувствует себя в периметре китайской ChemChina, о совершенных за два года сделках M&A на $2 млрд, о плюсах технологий геномного редактирования, и доказывает, что будущий завод корпорации в России — это не толлинг, а локализация
— Два с лишним года назад мы встретились на ПМЭФ — вскоре после закрытия сделки с ChemChina. Вы тогда говорили, что это оптимальный акционер, который сохранит самостоятельность компании, в том числе операционную. Прошло время. Сейчас вы можете сказать то же самое?
- Вполне. Хочу обратить ваше внимание, что за пределами Китая влияние наших акционеров достаточно ограничено. Единственное, что они могут делать, — поддерживать нас, в том числе инвестиционно. И поддержка идет! Мы, напомню, сделали пять приобретений, в том числе завершили крупнейшую для нас сделку по приобретению Nidera, купили цифровую платформу Cropio, две сделки в сегменте овощей и еще одну — в сегменте цифровых инструментов. Есть и другая поддержка акционеров. Скажем, в Китае они помогают нам лучше понять местный рынок, чтобы улучшить обслуживание китайских клиентов. Исторически в Китае существовали проблемы использования низкокачественных пестицидов, переизбытка применения пестицидов, некачественных удобрений… В результате это привело к деградации почвы и проблемам с окружающей средой. Соответственно, с новым китайским акционером у нас есть возможность увеличить долю на китайском рынке, при этом привнести на него свои высококачественные современные продукты и тем самым помочь стране преодолеть сложности, которые у нее существуют.
— Как увеличилась ваша доля на китайском рынке с момента совершения сделки?
- Мы существенно ее нарастили. У нас в семенах было меньше 1% рынка в Китае и 6% — в СЗР. К концу прошлого года у нас уже стало 4% по семенам и 10% рынка СЗР. Если говорить о реализации, то по итогам 2019-го наши продажи в Китае составили $336 млн. К концу 2020 года наши продажи в Китае превысят $4 млрд, а рыночная доля существенно увеличится.
Эрик Фирвальд. Главный исполнительный директор (СЕО) Syngenta
Родился 29 июля 1959 года в США.
1981 — окончил бакалавриат Делавэрского университета (химическая инженерия).
1998 — обучался по программе подготовки топ-менеджеров Гарвардской школы бизнеса.
2003 — вице-президент группы DuPont по сельскому хозяйству и питанию.
2008 — председатель совета директоров, президент и СЕО в Nalco (технологии очистки воды, услуги для компаний энергетического сектора).
2011 — президент компании EcoLab (водные, гигиенические и энергетические технологии и услуги).
2012 — исполнительный директор Univar (мировоЙ дистрибутор химпродуктов, включая сельскохозяйственные).
С 2016 — СЕО Syngenta.
— Расскажите подробности о совершенных сделках.
- Nidera — это компания, которая занимается семенами кукурузы и сои, одна из крупнейших игроков такого уровня в Бразилии и в Аргентине. И, конечно, интеграция с бизнесом Syngenta превращает теперь уже объединенную компанию Syngenta-Nidera в одного из ведущих маркетмейкеров на рынках этих стран. С приобретением Nidera мы также получили доступ к передовым технологиям в сфере подсолнечника и, кстати, эти технологии будут в скором времени доступны и в России. Вторые два важных приобретения — это цифровые платформы Cropio и Strider. Цифровые платформы помогают вести учет применения всех тех СЗР и удобрений, которые использует сельхозпроизводитель, дают ему определенные советы. Тем самым они помогают нам улучшать обслуживание наших клиентов. В числе наших сделок еще две семеноводческих компании в овощном сегменте: Abbott&Cobb и Floranova. Эти компании в основном представлены на рынках США и Великобритании, но их гермоплазма используется далеко за пределами этих стран.
— Назовите, если можно, сумму каждой из сделок.
- Этого я сделать не смогу. Скажу только, что все пять приобретений стоили компании и ее акционерам $2 млрд.
— Может ли быть заключена в России M&A-сделка, подобная одной из этих пяти?
- Сразу скажу, что китайские инвесторы полностью поддерживают наш курс на увеличение инвестиций в российский бизнес. Но здесь у нас несколько другие планы. Когда я говорю о России, то имею в виду, в первую очередь, не M&A, а строительство под Липецком завода по производству средств защиты растений и создание Института защиты семян в Воронежской области, который поддержит наш бизнес в этом сегменте. Также мы намерены значительно увеличить число штатных сотрудников в России.
— А Россия сколько занимает в ваших продажах?
- 4%, но при этом мы сохраняем постоянный рост продаж здесь. Конечно, его темпы не такие быстрые, как в Китае, но и наши стартовые позиции в двух странах разные.
— Еще вопрос о новых цифровых активах Syngenta. Платформу Cropio относительно знают в России, и почти ничего не знают о Strider. Что это за платформа, где работает, в чем ее уникальность для компании и синергия для общего бизнес-контура Syngenta?
- На рынке США у нас исторически довольно сильное присутствие в сегменте цифровых технологий. Там у нас есть такая платформа, называется AgriEdge. И, конечно, мы бы хотели в Бразилии иметь настолько же сильное присутствие в этом сегменте, как в США. Соответственно, Strider — бразильская компания, цифровая платформа с уже очень сильным присутствием там. Так же как Cropio мы купили, чтобы усилить свои позиции в России и, в целом, в Восточной Европе.
- Но Cropio в России почти не представлена. По-моему, есть маленький офис, и все.
- Да, возможно, так и оно есть, но у платформы огромный потенциал и возможности для масштабирования. Очень важно иметь в виду, что Cropio располагает профессиональной командой, и при интеграции их платформы и их команды с нашей возможности для роста открываются очень большие. И еще сильная сторона Cropio в том, что приложение в том виде, в котором оно уже есть, можно широко использовать в России. Вы верно сказали, что у Cropio здесь ограниченная команда. Так вот если совместить софт Cropio с той большой командой менеджеров по продажам, которые есть в российской Syngenta, если еще чуть-чуть доработать платформу, то откроются очень большие возможности.
— Есть ли какие-то расчетные цифры по срокам, объемам площадей, которые вы планируете занять сервисами Cropio в России?
- Конечно. На момент покупки сервиса в 2019 году покрытие Cropio в России уже было где-то около 2 млн га. В ближайшем будущем наша цель — увеличить эту цифру до 5 млн га. Cropio - тот инструмент, который создает дополнительную ценность для сельхозпроизводителей, и он будет удачно интегрироваться с той моделью создания спроса, которая есть у Syngenta в России. Это люди, много людей, которые смогут пользоваться Cropio и дальше распространять эту систему.
— Я верно понимаю, что ваш будущий завод СЗР под Липецком — это толлинговая модель, и полноценной локализации не будет?
- Толлинговую схему мы используем очень долго, и будем продолжать использовать ее там же, где сейчас — на Кирово-Чепецком химкомбинате. Но при этом в Липецке у нас будет своя формуляция, своя упаковка продукции. То есть там будет такой же процесс, как в Кирово-Чепецке. Но это будет наша производственная линия.
— Тогда в чем принципиальная разница между тем, что есть, и тем, что будет?
- Мы видим большую перспективу роста рынка в России, мы видим возможность производить продукты ближе к клиенту в Центрально-черноземном регионе. Соответственно, получаем большую гибкость в реагировании на запросы клиентов. В то же время мы видим большие возможности для экспорта нашей продукции с этого нашего нового завода в страны ЕврАзЭС.
Syngenta. Производитель семян и средств агрохимии
Создана в 2000 году на основе агродивизионов фирм Novartis и AstraZeneca. В 2016 году на 100% приобретена китайской химической госкорпорацией ChemChina. Главный офис — в Базеле (Швейцария). Имеет представительства в 90+ странах мира. Персонал — 28 тыс. человек. Выручка в 2019 году — $13,6 млрд (не изменилась по сравнению с 2018-м), EBITDA — $2,9 млрд ($2,7 млрд в 2018 году), чистый доход — $1,45 млрд против $1,44 млрд годом ранее. Две трети продаж компании в денежном выражении (более $10 млрд) приходится на агрохимикаты, треть ($3 млрд с небольшим) — на семена.
Данных по России не раскрывает. Исходя из оценки Эриком Фирвальдом доли российских продаж Syngenta в 3%, сделанной в этом интервью, в деньгах они могут быть на уровне $520 млн в год.
— Я понял. Вопрос к вам как СЕО компании. Как вы можете сформулировать основную суть новой стратегии компании в России, о которой публично говорилось в 2019 году?
- Наша стратегия в России — быть лидером в сегменте СЗР, усилить нашу лидерскую позицию в семенах подсолнечника и выйти на первое место по продажам семян кукурузы и овощных культур. И мы хотим этого добиться, привнося на российский рынок лучшие мировые технологии, имея высококачественное производство самого лучшего качества и при этом оказывая комплексное агрономическое сопровождение с помощью наших менеджеров по продажам и наших партнеров-дистрибьютеров, с помощью цифровых инструментов, которые сейчас есть у нас в распоряжении. Это Cropio. И, поскольку мы глобальная компания, мы всегда думаем об экспорте. Поэтому часть нашей стратегии в России заключается в том, чтобы помогать вашей стране наращивать свой экспортный потенциал на тех рынках, где открывается возможность, в том числе на китайском.
— Кстати, о Китае. В июне прошлого года посол этой страны в Швейцарии, где находится главный офис Syngenta, удивил всех публичным заявлением, что поглощение ChemChina за такую большую сумму, как $43 млрд, было ошибкой китайской компании. Мы знаем, что китайские официальные лица крайне осторожны в высказываниях, и ничего не говорят просто так. Простой вопрос — что это было?
- Очевидно, что это было личное мнение, а не официальная позиция китайского правительства. Посол, сделавший заявление, никогда не встречался с представителями Syngenta, и, как я могу предположить, не имеет ни малейшего представления о том, что мы делаем, не знает сельскохозяйственный рынок Китая. Он вообще не погружен в эту тематику. Собственно, это заявление прозвучало во время интервью, посвященного китайским инвестициям в Швейцарию, этот вопрос его очень разозлил и, наверное, чтобы отделаться, он дал такой ответ. Это было эмоциональной реакцией на вопрос, которого он не ожидал и не хотел. До того, как он занял пост в Швейцарии, он нес дипломатическую службу в очень маленьких странах типа Мальдив. Но интересно, что уже на следующий день председатель совета директоров ChemChina Фрэнк Нинг сделал заявление для официальной китайской газеты. Он сказал, что Syngenta - отличная компания, компания, которая пользуется полной поддержкой китайского руководства, что перед ней открываются блестящие перспективы на китайском рынке. После этого я ездил в Китай с президентом Швейцарии, мы встречались с топ-3 руководителей страны. И они еще раз проговорили в моем присутствии, и сделали это официально, что Syngenta для Китая имеет очень большое значение. Они сказали, что очень довольны приобретением, как и тем, что Syngenta сохраняет штаб-квартиру в Швейцарии, в Европе, и продолжает использовать ту же операционную модель, которая у нее была.
— Эрик, спасибо за исчерпывающий ответ, но, тем не менее, этот вопрос возникает не впервые. ChemChina выплатила за компанию действительно большие деньги, выше мультипликаторов. Вы знаете, и говорили мне в прошлый раз, что маржинальность производства семян, средств агрохимии все ниже. И что такие глобальные сделки, как ваша, как Bayer-Monsanto, Dow-DuPont заключаются прежде всего с целью сокращения затрат, объединения продаж и создания более эффективного портфолио продуктов. И в этом контексте приходится слышать, что прошло почти три года, и у ChemChina все меньше шансов окупить деньги даже несмотря на сокращение затрат, которое вы сделали. Говорят также, что одна из ключевых причин этой ситуации — это очень важный для вас рынок ЕС, то есть запреты действующих веществ и связанные с ними финансовые потери компании. Как вы можете это прокомментировать?
- По итогам 2019 года Syngenta второй год подряд перевыполнила план продаж — семян и СЗР. Во всем мире они достигли $13,6 млрд, что на 4% больше аналогичного показателя за 2018 год при расчете по постоянному обменному курсу. Продажи средств защиты растений в абсолютном долларовом выражении выросли на 1%. Мы смогли увеличить долю рынка в сегментах СЗР и семян в целом ряде стран: Индии, Бразилии, Аргентине, Таиланде. И это несмотря на погодные катаклизмы, с которыми мы столкнулись в прошлом году. В 2020 году я ожидаю, что такого же неприятного погодного явления не будет, и наши продажи и прибыль продолжат рост. То есть третий год подряд будем расти. Я также подтверждаю планы вывести компанию на SPO, озвученные по завершении сделки с ChemChina. В течение двух лет мы намерены это сделать. И мы это SPO будем проводить как раз исходя из оценки бизнеса Syngenta на уровне тех $43 млрд, которые Китай заплатил за компанию. Или даже больше, но ни в коем случае не меньше.
— А деньги от SPO пойдут на развитие компании или в каких-то долях — в компанию и как cash-in акционеру? И какой пакет выставят на биржу?
- Точно я вам пакет не назову, это пока обсуждается, но он будет существенным. Акционеры получат деньги, часть которых пойдет на выплату долгов Syngenta. В итоге мы получим собственников ChemChina, плюс много других, которые купят акции. Мы будем опять в листинге, на бирже, будем опять публичной компанией.
— На какой год назначена сделка?
- На 2022 год, в зависимости от рыночной ситуации.
— В начале прошлого года президент Владимир Путин распорядился ввести антидемпинговые пошлины на гербициды из Евросоюза. У Syngenta заключено с Евразийской экономической комиссией (ЕЭК) соглашение, но все равно — видите ли Вы какое-то воздействие этого решения и предшествовавшего ему антидемпингового расследования на бизнес компании, на рыночную атмосферу в целом?
- В первую очередь хочу отметить, что мы были абсолютно открыты в ходе расследования, предоставили всю необходимую информацию, и сразу сказали: мы — самая дорогая компания на российском рынке, потому что мы предоставляем самые последние оригинальные продукты с высокой добавленной стоимостью. И мы были очень довольны этим решением, тем, что были фактически выведены из-под антидемпинговых пошлин. Мы заключили это соглашение, в котором прописано увеличение уровня нашей локализации в России. Какого-то заметного воздействия новых пошлин на бизнес компании мы, пожалуй, не ждем.
— Сейчас все большую роль играют новые технологии, в том числе технологии редактирования генома. Самый известный пример такой технологии — CRISPR/CAS, разработанной Университетом Калифорнии. Нечто аналогичное наверняка есть и у вас.
- Да, есть отдельное направление разработок, которое связано с геномным редактированием. Хотел бы начать с того, как эта технология работает, в чем различие между ГМО и редактированием генома. В ГМО вы берете ген какой-то бактерии и помещаете этот ген в растение. И тогда в этом растении, в которое вы поместили чужеродный ген, происходят изменения, очень важные, нужные вам. Оно становится, например, резистентным к определенным насекомым или, наоборот, становится невосприимчивым к какой-то болезни, к каким-то гербицидам. И когда мы наносим на растение гербицид, мы убиваем не само растение, а только сорную растительность вокруг. Само растение становится устойчивым к этому гербициду. Вот на что направлены ГМО-технологии.
— То есть направлены, так скажем, на решение одной проблемы.
- Да. 99% всех ГМО-разработок направлены на решение одной из проблем: устойчивость к вредителям, насекомым либо устойчивость к гербицидам, чтобы убивать этими гербицидами только сорную растительность. Теперь переходим к технологии редактирования генома. Редактирование генома — это точная и специфическая модификация генетических последовательностей. Редактирование генома можно сравнить с функцией «Найти и заменить» для генетического руководства по эксплуатации. Методы редактирования генома существуют уже несколько лет, но в 2013 году их быстро затмила более эффективная и точная система CRISPR/Cas9. CRISPR — это естественная система, которую бактерии используют для защиты от вирусов. Это адаптивная иммунная система бактерий, основанная на генетике и способная к «обучению». Ученые пришли к выводу, что эту систему защиты бактерий можно легко адаптировать для редактирования генома. CRISPR/Cas9 может позволить селекционерам включить или выключить гены путем редактирования определенных участков ДНК растения. Редактирование генов может ускорить одомашнивание растений, приручить дикий виноград, кустарники и травы и превратить их в новые культуры. Сейчас мы находимся в стадии продвинутой разработки такой технологии для защиты томатов. Повышаем устойчивость томатов к воздействию разного рода вирусов с тем, чтобы их не обрабатывать средствами защиты растений. Изменяя геном, выводя новые гибриды томатов, мы уже можем их не обрабатывать СЗР — они будут сами себя защищать с помощью измененного генома.
— То есть такие овощи вообще не нуждаются в обработках?
- Мы не можем утверждать именно так, но мы существенно уменьшим объемы СЗР для защиты этих томатов. Уже потому, что они будут устойчивы к определенному, очень распространенному вирусу, к болезни, которая часто атакует томаты.
— А верно ли я понимаю, что обрабатывать такую агрокультуру можно будет только вашим гербицидом?
- Я бы не ставил вопрос именно так. Нужно понимать, что мы в Syngenta привержены идее снижения количества применяемых средств защиты растений. За последние 50 лет их использование, если считать в действующем веществе, уменьшилось на 95% благодаря научным разработкам, в том числе нашей компании. Мы намерены продолжать научно-исследовательские разработки, чтобы в ближайшие 10-20 лет и дальше снижать применение химических СЗР. Будем разрабатывать новую химию, использовать биологические продукты, которые являются дополнением к химическим, применять методы точного земледелия, новые гибриды. Гибриды, резистентные к определенным болезням, а значит, не требующие обработки средствами защиты растений от них.
— Под влиянием каких стратегических трендов, на Ваш взгляд, будет развиваться мировой рынок семян и СЗР в ближайшие 10-15 лет?
- Главным глобальным фактором, определяющим развитие сельхозпроизводства, станет изменение климата. То есть мы будем чувствовать очень резкие колебания погоды, очень непредвиденные погодные явления — наводнения, засухи, повышения температуры воздуха. Я как-то был в Нидерландах, и там мне говорили, что сейчас у них есть такие вирусы и насекомые, которых они раньше не видели, потому что те не переживали зиму. Теперь зимы теплее — раз, а, во-вторых, эти насекомые и вирусы попадают в страну из более теплых, тропических стран, и голландцы пока не знают, что с ними делать. И я уверен, что определяющим фактором развития сельхозотрасли в ближайшие 10-15 лет будет создание новых технологий для агропроизводителей (и в СЗР, и в семенах), которые помогут разным культурам справляться с такими изменениями климата, как повышение температуры, наводнения, засуха. Те же Нидерланды — сильная в сельскохозяйственном отношении страна, и там очень заинтересованы в том, чтобы в конечном итоге эти новые технологии редактирования генов, о которых мы говорили, были разрешены. В этом смысле нас беспокоит, что Европейский союз вступил на путь запрета ряда действующих веществ. Причем под него попадают очень хорошие, современные, перспективные вещества. Поэтому, думаю, маловероятно, чтобы ЕС разрешил технологии редактирования генома — во всяком случае, сейчас. Я думаю, они будут покупать и выращивать больше органической продукции. И в связи с этим я предсказываю некий упадок сельскохозяйственного производства в Европе в ближайшие годы. Так, европейцы запретили инсектициды на основе неоникотиноидов. Они использовались для защиты, например, семян рапса. В результате производители рапса из ЕС очень снизили урожайность, так как были вынуждены использовать больше органо-фосфорных, старого поколения пестицидов для обработки. В результате, скажем, российский производитель значительно увеличивает площади рапса.
— Но ведь то, о чем вы говорите про ЕС, запрещено и в России?
- Нет — скажем, неоникотиноиды разрешены в России. У вас, в США, Китае, Аргентине, Канаде очень сильные системы регулирования отрасли СЗР. Они при этом еще и научно обоснованы. И если Россия сохранит этот научный подход к регулированию рынка СЗР, то перед ней откроются большие возможности.
