Журнал «Агроинвестор»
Заместитель министра сельского хозяйства — о том, как работать по новой модели поддержки АПК
С этого года АПК живет с новой системой господдержки. Возможные изменения ее правил обсуждались не один год — чуть ли не с момента принятия действующей госпрограммы. Однако стремительность корректировок (меньше полугода от идеи до ведомственных приказов) стала неожиданностью и для предпринимателей, и для лоббистов. Бизнес не до конца понимает, как будет работать новая формула поддержки текущей и инвестиционной деятельности, опасаясь лишиться части госсредств. Игорь Кузин — выходец из Минфина, делегированный в Минсельхоз для перезагрузки системы финансирования сельского хозяйства — в интервью «Агроинвестору» разъясняет, как она теперь будет действовать.
Система была очень сложной
— Для начала поясните, зачем нужно было менять формулу господдержки? У прежней были недочеты, но она работала, к ней привыкли.
— То, к чему привык — не всегда хорошо. Сложившуюся систему критиковали не только получатели господдержки, но и банки, и депутаты. Она хоть и обеспечивала инвестиционную активность в отрасли и текущие [сельхоз]работы, но из-за бюрократичеcкого фактора была очень сложной с точки зрения доведения денег до производителей. А это снижало эффективность субсидий. Аграрии получали деньги в лучшем случае через полгода после фактической оплаты процентов в банке, а то и через год-полтора.
— Речь об инвестиционных кредитах или краткосрочных?
— И о тех, и о других. У нас, по большому счету, не были зафиксированы сроки, в течение которых территории обязаны довести деньги до конечных получателей. Мы могли перевести их в регионы, а они там зависали на шесть, восемь, двенадцать месяцев… Главное было — уложиться в установленные сроки использования лимитов, то есть в календарный год. При этом деньги могли переноситься и на следующий год, если подтверждалась необходимость в остатках неиспользованных бюджетных трансфертов. В последнее время эта практика стала сокращаться, но тем не менее, когда средства дойдут до получателей — было непонятно ни им, ни федеральному центру.
Второй очень существенный нюанс: при старой схеме субсидирования кредитов получатель должен был сначала в полном объеме выплатить и проценты, и основной долг и только после этого мог претендовать на получение субсидии. Теперь же он должен отдать банку не более 5% годовых. То есть раньше аграрию нужно было заработать 15-20% прибыли, вернуть долг и ждать компенсацию, а сейчас достаточно заработать свыше 5%, чтобы расплатиться с банком. Эластичность модели увеличилась минимум на 10% годовых.
— Вы и другие руководители министерства часто ссылаетесь на то, что деньги зависали в регионах. Почему центр перечислял все вовремя, а они — нет?
— Задержки были на всех уровнях. Они часто связаны не с плохой работой чиновников, а с самой системой отбора заявок на субсидирование. Пока получатель подаст документы в региональную администрацию, пока она их рассмотрит и согласует… А если это новый кредит — нужно еще и время, пока банк даст согласие на кредитование. При этом заемщик должен ему показать, что есть принципиальное согласие администрации на включение проекта в систему компенсации. Затем он получает кредит, снова идет в администрацию и подтверждает, что деньги выданы, а когда наступает время — выплачивает проценты и опять предоставляет справку, что он заплатил. Администрация пересылает эти заявки нам, мы их рассматриваем на Комиссии Минсельхоза, а она ведь проходит не каждый день. После рассмотрения и отбора мы подтверждаем региону, что проект отобран, перечисляем деньги, но пока регионы их раскассируют по списку… В общем, сумасшедшая схема! Плюс на каждом шагу возникают чисто человеческие сложности: где-то забюрократизировали, где-то что-то пропустили, потеряли документ, что-то недоделали, что-то не соответствует форме.
— Могла ли здесь быть коррупционная составляющая? Например, регионы получали деньги и держали на срочных депозитах.
— Это абсолютно исключено. Мы на казначейской системе исполнения бюджета, которая исключает размещение средств на депозите. Так обстоят дела с любым направлением финансирования, не только по сельскому хозяйству.
— Система льготного кредитования должна была стартовать с начала года, но в итоге стартовала позже.
— Первые кредиты пошли 3 февраля, причем за три дня работы новой схемы уже было выбрано более 30% лимитов по коротким кредитам и около 10% — по инвестиционным. Невероятная отдача! В прошлом году такого темпа кредитования точно не было. Люди просто не верят, что можно так легко пойти и получить кредит, что система заработала оперативно. Правда, раскассировать такой объем лимитов за короткий срок немудрено: спрос огромный, а сумма субсидий небольшая — 21,3 млрд руб., в том числе 11,3 млрд руб. на короткие кредиты и 10 млрд руб. на инвестиционные.
— Многие аграрии опасаются, что льготных кредитов всем не хватит. Чисто теоретически остается ли возможность получить дешевые деньги на посевную кампанию?
— Если будут добавлены ассигнования на госпрограмму, то да.
— Минсельхоз же обратился в правительство с просьбой добавить 14 млрд руб. на льготное кредитование.
— Да, как минимум 14 млрд руб. на оборотные кредиты, чтобы хоть более-менее в значимых размерах закрыть потребность в этих субсидиях. Она оценивается минимум в 40 млрд руб.
Эти 14 млрд руб. мы просим сверх выделенных по госпрограмме денег на 2017 год. Нам неоткуда снимать деньги и перераспределять их на оборотные кредиты: все, что могли, уже сняли. По большому счету, у нас вообще не было дополнительных источников под новый механизм: как было 215 млрд руб. в прошлом году, так и осталось на этот. Но нужно учитывать еще и инфляцию, и принятие нами на себя новых обязательств по инвесткредитам, и сумму незакрытой потребности по старой схеме субсидирования — она оценивается примерно в 15 млрд руб. То есть за 2016 год у нас на 15 млрд руб. необеспеченных заявок только по инвесткредитам! Если не будет дополнительных средств, то придется рассчитываться с этими долгами из лимитов 2018 года, потому что обещали [инвесторам эту поддержку]. Да, будет задержка — у некоторых на два года — но обязательства будут выполнены.
При этом нужно понимать, что самая значительная часть средств госпрограммы — 58,8 млрд руб. — в 2017 году пойдет на поддержку старого механизма — обслуживание тех долгов и обязательств, которые были приняты ранее по инвестиционным проектам и заявки по которым поступали в течение 2016 года.
По льготным кредитам в итоге мы приняли нелегкое решение: переместили [на их финансирование] часть денег с погектарной поддержки и субсидий производителям молока.
— Если выделят дополнительные 14 млрд руб., которые вы просите, — когда это может произойти?
— Если будет весенняя корректировка федерального бюджета, то к июню-июлю. Нам-то довести деньги недолго, просто увеличим лимиты, опубликуем новый план льготного кредитования, и пожалуйста — пользуйтесь.
Для заемщиков ничего не изменилось
— Хочется понять, как работает льготное кредитование. Банки отбирают в систему, и они самостоятельно составляют реестры заемщиков, которые утверждает Минельхоз? Со стороны это похоже на делегирование части госфункции. Сможет ли ведомство вмешиваться в этот реестр?
— Все не совсем так. С точки зрения участия заемщиков в системе кредитования вообще ничего не изменилось. Что по старой, что по новой схеме решение — выдать кредит под конкретный проект или отказать — принимает банк. Государство не кредитует, а только субсидирует уже оформленный кредит. Если раньше банк говорил, что на это направление деньги даст, а на это нет, потому что есть большие сомнения в эффективности проекта, точно так же и сегодня он оценивает кредитные риски.
— В каком качестве администрации регионов сейчас участвуют в системе льготного кредитования?
— В первую очередь, на основании заявок регионов формируется план льготного кредитования. Он публикуется у нас на сайте, в нем расписано, какому региону по какому направлению какие лимиты средств предусматриваются. В рамках этих лимитов банки могут предоставлять льготные кредиты. Как только лимит по какому-то сегменту заканчивается, банки больше не могут выдавать по нему льготные кредиты. Но по предложениям регионов в план льготного кредитования могут вноситься изменения в части перераспределения средств между направлениями. Регионы в данном случае участвуют в формировании политики направлений кредитования и определяют приоритетные сектора развития с учетом особенностей своей территории.
— Со сколькими банками уже заключены соглашения?
— С десятью системообразующими банками. Кроме того, 17 февраля Комиссией Минсельхоза отобраны еще 15 банков, в том числе и региональные.
— В чем заключается интерес банков?
— В том, что они входят в стабильную систему господдержки. Сегодня у них намного ниже степень риска по возврату отобранных кредитов. Если банк кредитует заемщка по коммерческой ставке, тот должен представить модель проекта с достаточно высокой степенью рентабельности, чтобы обеспечить возврат денег. А теперь можно кредитовать модели с менее высокой доходностью и гарантированно рассчитывать на господдержку. Представьте, что вы даете в долг двум людям по 100 руб., но один должен отдать 120 руб., а второй — 105 руб., кому будет легче это сделать? Конечно, второму. А маржа для вас получается такая же, как с первым заемщиком, потому что 10 руб. возвращает государство. Это одно из направлений заработка банков. К тому же сказывается психологический момент: почему другие зарабатывают на кредитовании АПК, а мы нет, мы тоже должны.
— Если банк заключает соглашение с Минсельхозом, то он должен участвовать и в краткосрочном, и в долгосрочном кредитовании?
— Он может выбрать любое направление, которое ему интересно.
— В списке банков, заключивших соглашения, нет ВЭБа, он может войти в систему?
— Да, но сначала нужно внести соответствующие изменения в закон о бюджете, прописав ВЭБ в качестве участника системы льготного кредитования.
— Те банки, которые не успеют подать заявки, смогут это сделать только в следующем году?
— Думаю, все, кому это интересно, успеют. Но в принципе не запрещено повторно провести отбор банков, если будет такая необходимость.
Суть и смысл единой субсидии
— Из-за того, что было перераспределение средств внутри программы, есть ли риск недофинансирования некоторых направлений, например, того же молочного животноводства?
— Дело в том, что у нас контролируются все направления расходов: все деньги, которые были сняты с несвязанной поддержки на товарное молоко, до копейки попали в льготное кредитование для этого сектора, то есть из сектора они не ушли, просто мы их перенесли на более современный и востребованный инструмент. При той цене молока, которая сейчас сложилась, у эффективных предприятий нет никаких проблем с точки зрения окупаемости проектов. Мы компенсируем 30% капитальных затрат при строительстве фермы, такого никогда не было, параллельно предоставляем льготный кредит, плюс еще у нас заложены деньги на проведение молочных интервенций. Все это гарантирует привлекательную цену реализации сырого молока.
— У восьми регионов полностью сняли погектарную поддержку.
— Это не значит, что они вообще ее не будут получать. Какие-то направления остались, например поддержка производства семян. Вообще я в принципе против прямой погектарной поддержки — это неправильный инструмент, она безадресная и безыдейная. Что мы поддерживаем? Просто раздаем деньги пропорционально гектарам.
— Поддерживаем доходность. Это же не мы придумали, это «зеленая корзина» ВТО.
— Да, но ВТО пользуется этим инструментом, наоборот, чтобы ограничить производство там, где есть проблема перепроизводства. Это мера дестимулирования производства, чтобы не перенасыщать рынок. Мы готовы поддерживать: вот тебе льготный кредит, строй, что-то создавай, а просто погектарная поддержка — там даже нет контроля, куда эти деньги направили, на что?
— Аграрии покупали на эти деньги семена, ГСМ, запчасти.
— Погектарная поддержка — это просто деньги из расчета на гектар посевов. Сельхозпроизводители вообще не обязаны были что-то на них покупать. На семена, запчасти и прочее давали целевые оборотные кредиты. У нас в отдельных регионах рентабельность растениеводства зашкаливает за 60% — о какой еще поддержке доходности тут можно говорить? На юге очень высокая рентабельность. И для чего там платить погектарные субсидии? А вот та же Сибирь, Забайкалье справедливо отмечают, что сложно реализовать продукцию на привлекательных условиях. Поэтому там эта поддержка остается.
— Еще одно нововведение этого года — переход на единую субсидию. Поясните, в чем ее смысл и суть.
— На федеральном уровне мы сохранили крупные магистральные направления: инвестиционные кредиты, льготную схему, компенсацию прямых понесенных затрат (САРЕХ), несвязанную поддержку и финансирование федеральных целевых программ мелиорации сельскохозяйственных земель и развития сельских территорий. А 54 субсидии — закладку садов, поддержку оленеводства, льноводства и прочие — отдали регионам в виде единой субсидии. Каждый регион получит средства единой суммой, будет конфигурировать и распределять их, учитывая свои особенности. Это такая тонкая настройка господдержки.
Мы устанавливаем регионам индикаторы, по каким направлениям каких показателей нужно достичь, а они сами решают, как маневрировать деньгами. Конечно, Минсельхоз будет контролировать работу, чтобы предотвращать ошибки: например, регион отрапортует, что обеспечит показатели, но денег на это направление не направит — такого не должно быть. В сельском хозяйстве существует отложенный эффект недофинансирования: например, если где-то перестанут поддерживать увеличение производства мясного скота, то, может, на второй-третий год показатель и не дрогнет, но на четвертый сильно провалится.
При этом регионы смогут оперативно перераспределять средства между направлениями в зависимости от потребностей. Это обеспечит эффективное использование финансовых ресурсов: если где-то будет излишек, то легко можно передать его туда, где не хватает. А вот отложить деньги на следующий год нельзя: если не использовал, то их придется вернуть в федеральный бюджет. Но при такой свободе маневрирования между 54 субсидиями нужно быть совсем нерадивым, чтобы суметь не использовать весь объем выделенных ассигнований.
— А что делать с проблемой резкого снижения региональной поддержки? Большинство регионов — дотационные, им передали обязательства и полномочия, но денег больше не стало. Их доходы, которые они могли бы направлять на сельское хозяйство, тоже не увеличиваются.
— У нас общая проблема снижения доходов. Они уменьшаются как в регионах, так и на федеральном уровне. Регионы должны вести более активную политику управления производством на своей территории — есть же примеры успешной работы. Можно сказать, что легко говорить, сидя в Москве. Но у нас ведь и с федеральным бюджетом такая же ситуация. Когда сетуют, что в регионах не хватает денег, это несколько неправильно: все деньги федерального бюджета так или иначе идут в регионы. Даже на национальную оборону и безопасность: мы финансируем оборонный завод, он находится в каком-то регионе, платит там налоги, обеспечивает рабочие места. Если платим зарплату сотрудникам федеральных органов власти — эти люди тоже работают в регионах. Здесь вопрос, как лучше потратить: централизованно из федерального бюджета или отдав регионам.
— Раньше в госпрограмме были прописаны все направления поддержки, что делало ее несколько рыхлой, но тем не менее было понятно, сколько денег и на что ты имеешь право получить. Теперь же администрации сами будут решать, что и в каком объеме поддерживать.
— В регионах есть законодательные органы власти, которые утверждают бюджет и направления расходования средств, так что чиновники не бесконтрольны. Кроме того, любые нововведения и правила создаются с расчетом на честных квалифицированных людей. Закон не должен мешать честному человеку, а жулик его все равно обойдет. Мы полагаемся на ответственное и грамотное управление финансами в регионах.
С одной стороны, мы упрощаем получение средств, убираем бюрократические препоны, с другой — даем возможность региональным властям тонко настроить господдержку: из Москвы вы никогда не увидите множество мелких направлений. Если льноводство или оленеводство развивают в единичных регионах, какой смысл писать правила и выносить массу сложностей на федеральный уровень? Попытка учесть все нюансы регионов привела к тому, что появилось такое огромное количество субсидий, которыми стало невозможно управлять.
— Когда возникла идея перехода на единую субсидию?
— Серьезно работа пошла только в 2015 году, хотя мысли были и раньше. А плотно заниматься вопросом начали в 2016-м. Эту идею высказывали и губернаторы, и депутаты, хотя отраслевые союзы и ассоциации были против. До сих пор не все согласны с правильностью введения единой субсидии, равно как и льготного кредитования.
У идеи было много противников из-за опасений, что региональные власти начнут своевольничать и какие-то направления вообще не увидят господдержки. Но, повторюсь, мы ориентируемся на разумных губернаторов, которые заинтересованы в развитии региона и смогут эффективно распорядиться предоставленным ресурсом.
Плюс по единой субсидии у нас была такая логика, что не должно быть каких-то перекосов и революций: доля региона в общем объеме предоставляемых субсидий должна соответствовать его средней доле за предыдущие три года. Это нужно, чтобы он мог четко просчитывать свой тренд и понимать, сколько денег будет на следующий год. Единственное, если сокращается общая сумма господдержки, то уменьшается и объем для регионов, но доля остается стабильной. Отклонение не должно превышать 15% от показателя предыдущих трех лет.
— Регионы готовы работать по новой схеме?
— Готовы, мы в процессе заключения соглашений. Они все понимают. Ни от кого мы не услышали слов неприятия, все только «за».
«Противники не успели среагировать»
— Вы говорите, что раньше до полутора лет приходилось ждать субсидий. На сколько ускорится процесс при новой системе?
— По льготному кредитованию — в разы, на шесть-восемь месяцев точно. По единой субсидии все будет зависеть от оперативности регионов. Как минимум мы устраняем задержку, которая могла возникнуть на федеральном уровне. Раньше нужно было заключать соглашения по десяткам направлений по каждому виду субсидий. Это была огромная бюрократическая работа Минсельхоза. По каждому из них необходимо было проследить показатели, индикаторы, правильность запятых, собрать подписи, потом еще предоставить отчетность. А сейчас это всего лишь одна субсидия — стало намного проще и регионам, и нам.
— Почему новая система вводится именно с этого года? По нашему общению с бизнес-сообществом, есть ощущение дискоммуникации. Новую схему не со всеми и недостаточно обсудили, не все смогли дать контраргументы, не был предусмотрен переходный период.
— Эксперименты и обсуждения — самый плохой способ из всех возможных. Чем дольше обсуждаешь идею, тем меньше шансов ее реализовать. Как говорится, если хочешь убить вопрос, создай комиссию по его рассмотрению. Если бы решили запускать с 2018 года — ничего бы не получилось, за это время нашлось бы множество несогласных, которые бы наставили палок в колеса. А так мы фактически за три месяца прокачали и внедрили систему. Ее противники даже не успели среагировать, никто не ожидал, что мы успеем. Если бы тянули — включились бы лоббисты, были бы какие-то поправки, и идея начала бы вымываться: чем больше компромиссов, тем хуже работает механизм.
Изначально план внедрения новой схемы господдержки был расписан на полтора года, но министр Александр Ткачев сказал главе государства, что запустим с 2017 года. Лучше сделать, набить шишек и что-то доработать, чем год сидеть рассуждать и обсуждать. Новый этап развития сельского хозяйства требует новых инструментов: на изношенных шинах нельзя ехать бесконечно.
— Что радикально меняется по тем субсидиям, которые не вошли в единую? В частности, почему изменили правила возмещения CAPEX? Теперь их дают только после ввода проекта.
— Я считаю, что это принципиальное решение. К сожалению, у нас были попытки регионов получить деньги под проекты, у которых вообще было мало шансов быть реализованными. Это приводило к потере средств: регион подал заявку, под него зарезервировали деньги, а в конце года оказывается, что объект не запускается. В итоге деньги приходилось возвращать в федеральный бюджет: чтобы перераспределить их другим регионам, нужно вносить изменения в закон о бюджете. И перенести на следующий год эти суммы было нельзя. Получается, и сами денег не получили, и другим не дали возможности ими воспользоваться. А теперь все понятно: есть объект — получайте деньги, нет — обращайтесь, когда закончите.
Кроме того, заметным изменением стало увеличение доли возмещения с 20% до 30% капзатрат при строительстве молочных комплексов.
— Вы считаете, что это поможет улучшить ситуацию в секторе?
— По оценкам экспертов — значительно, поскольку сократятся сроки окупаемости проектов, что должно способствовать приходу инвесторов в молочное животноводство. Другие сектора в принципе разогнались, а здесь пока нужна усиленная поддержка. Мы решили концентрировать ее на более проблемных направлениях — молочном и мясном скотоводстве, овощеводстве закрытого грунта. То есть там, где еще ощущается явно недостаточное самообеспечение.
— Проблема молочной отрасли — не в деньгах. В нее много лет вкладывается очень много денег, но роста нет. Вы верите, что что-то изменится теперь?
— В свое время наша страна радовалась «ножкам Буша», и считалось, что население невозможно прокормить отечественными продуктами. Но стали же развивать птицеводство, хотя тоже были проблемы и с менеджментом, и с неправильным вложением средств. Сейчас страна производит мясо бройлера в таком объеме, что импорт не нужен. Свиноводство тоже близко к этому. То же будет и с молоком. Уже есть много примеров удачной реализации проектов. Проблема сектора — в нем много нетоварного молока, и нужно время, пока эта схема перестроится, когда больший объем будут давать не ЛПХ, а промышленные комплексы. Тогда и вопросы ценообразования, рентабельности, отчетности будут решаться более четко.
— Хорошо, а почему таким же приоритетом признано мясное скотоводство? В отличие от молока, свинины и птицы, говядина не товар массового спроса, а продукт для среднего класса, у которого достаточно доходов для ее покупки.
— На сегодняшний день около 90% говядины дает как раз молочная отрасль. Это побочный продукт производства молока. Спрос на говядину есть, при этом мы вынуждены закупать большие объемы за рубежом. Импорт — это поддержка иностранного производителя. И если у нас есть спрос на говядину, то давайте лучше поддержим своих. Зачем ввозить, даже если это продукт для среднего класса? Его деньги тоже не должны уходить за границу. Но чтобы они остались внутри страны, мы должны предложить свою продукцию. Это касается любого товара, не только говядины. Если завтра будет сумасшедший спрос на папайю — будем учиться ее выращивать. С папайей, конечно, шутка, но производить мясо — пожалуйста, все условия есть. Так что мы должны и можем развивать российское производство.
На оборотные кредиты добавили денег
После подготовки номера к печати стало известно, что Минсельхоз планирует дополнительно направить на субсидирование краткосрочных льготных кредитов 3,8 млрд руб. Средства будут перераспределены внутри направления льготного кредитования. То есть на субсидирование долгосрочных кредитов теперь должно остаться только 6,2 млрд руб. вместо 10 млрд руб., а на краткосрочные потратят около 15,1 млрд руб.
Игорь Кузин
Замминистра сельского хозяйства России
Родился 20 июля 1966 года в Сахалинской области.
1988 — окончил Воронежский государственный университет по специальности «экономист».
1996 — возглавляет финуправление Таймырского автономного округа, работает замгубернатора региона, замруководителя постпредства округа при Правительстве России.
2003 — замруководителя постпредства Красноярского края при Правительстве России.
2008 — замдиректора, затем — директор Департамента бюджетной политики в отраслях экономики Минфина России.
2011 — директор Департамента бюджетной политики в сфере транспорта, дорожного хозяйства, природопользования и АПК Минфина.
2016 — замминистра сельского хозяйства России.