Журнал «Агроинвестор»
Основатель одного из крупнейших агрохолдингов России — о том, почему он вернулся к управлению компанией, во что считает нужным инвестировать, о своих взглядах на жизнь, благотворительность и бизнес
Россия стала зарабатывать больше на продовольствии, чем на оружии, отметило недавно агентство Bloomberg, приведя в пример агрохолдинг «Русагро». Маржинальность его бизнеса по чистой прибыли (33%) превышает маржу «Лукойла» — крупнейшей частной нефтяной компании страны (28%). Из года в год «Русагро» показывает все лучшие результаты и в 2016-м обещает продолжить эту тенденцию. Аналитики тоже не устают расхваливать инвестиции в агрохолдинг: результатом стало апрельское привлечение $250 млн на Лондонской бирже — нечастая по нынешним временам сделка. В интервью «Агроинвестору» основной акционер «Русагро» Вадим Мошкович рассказывает, как видит дальнейшее развитие группы и себя в ней.
Какова сейчас ваша роль в «Русагро» и какие функции вы на себя взяли?
Я председатель совета директоров.
Вы ушли из Совета Федерации, чтобы иметь возможность быть больше вовлеченным в процесс управления «Русагро»? Значит ли это, что без вас совет директоров и менеджмент не справлялись?
Я закончил выполнять функции члена Совета Федерации, вернулся в бизнес и теперь выполняю функции акционера. Никакого отношения к менеджменту они не имеют. Менеджмент выполняет свои функции, а я выполняю акционерные функции.
Что вам мешало это делать, когда вы не были председателем совета директоров?
Я был на госслужбе и, в соответствии с законом, не мог этого делать.
То есть вы ушли из Совета Федерации, чтобы войти в совет директоров «Русагро», или это не связанные напрямую вещи?
Я ушел из Совета Федерации, чтобы уйти из Совета Федерации. Это абсолютно не связанные вещи.
Есть ли сфера, которую вы, будучи в совете директоров, контролируете? Или вы смотрите на весь бизнес с высоты птичьего полета?
Я бы не сказал, что с высоты птичьего полета. Есть разделение функций — функции менеджмента и функции акционера. Я выполняю только акционерные функции — стратегические и контрольные. В моей зоне [ответственности] находится стратегия развития компании и контроль достижения ее целей в соответствии со стратегией и бизнес-планом.
Когда вы пришли в совет директоров «Русагро», вы изменили действовавшую на тот момент стратегию?
Она принимается на пять-семь лет, а дальше меняется и обновляется ежегодно в соответствии с изменениями внешней и внутренней среды.
То есть не было какого-то критического момента, когда вы поняли, что без вас все пойдет ко дну и вам необходимо включиться в работу совета?
Нет. Если вы посмотрите результаты деятельности компании, «Русагро» и критические моменты на сегодняшний день — несовместимые понятия.
У «Русагро» по итогам 2015 г. были очень хорошие результаты. Каков ваш прогноз на 2016 г.?
Примерно такой же результат, как в 2015 г. У нас задел на этот год: плюс три сахарных завода «Разгуляя», плюс 100 тыс. га земли, плюс новые мощности, плюс много новых проектов.
Вы провели допэмиссию (SPO) на Лондонской бирже. Вы какую-то роль сыграли в привлечении инвесторов?
Я участвовал в роуд-шоу вместе с Максимом [Басовым, гендиректором «Русагро». — «Агроинвестор»].
И кто эти инвесторы?
Разные: институциональные, спекулянты, хедж-фонды. У них разные цели и задачи. Кто-то долгосрочно в нас инвестирует, потому что верит в стратегию, менеджмент и компанию. А кто-то просто хочет заработать и инвестирует краткосрочно.
Вы привлекли их за счет показателей компании или пообещали дальнейшее бурное развитие?
Мы просто хорошая компания. Но об этом надо спрашивать инвесторов, а не нас.
Они с вами не делились своими соображениями об этом?
Это как-то не принято.
А вы почему решили купить бумаги «Русагро»?
У нас есть стратегия развития компании, мы планируем расти дальше, для этого нам нужен капитал. Гендиректор продекларировал инвестиции в размере 20 млрд руб. И мы планируем вырасти в среднесрочной перспективе в три раза по всем показателям, а в долгосрочной — еще больше.
Все же — почему лично вы приняли решение также инвестировать?
Я верю в компанию, и меня устраивает доходность. Компания платит дивиденды, и много. Получается от 5% до 10% годовых.
То есть для вас это чисто прагматическая история?
Я не склонен к спонтанным решениям, стараюсь планировать. Считаю, что это хорошая инвестиция для меня лично.
И сколько вы потратили на нее?
Почти $100 млн.
Это были деньги, которые вы выручили, когда продавали земли в «Коммунарке»?
А как их отделить от денег, которые не были выручены при продаже? У меня нет различных кошельков для различных видов деятельности. Деньги — они и есть деньги.
После продажи «Коммунарки» остались ли у вас еще какие-то бизнесы, помимо «Русагро», и есть ли между ними синергия?
У меня нет других бизнесов. Только здание, где мы сейчас находимся, мне принадлежит (новый офис «Русагро» на Валовой улице в Москве. — АИ). Вопрос о том, есть ли синергия, корректен, потому что каждый бизнес — это отдельный центр прибыли и центр затрат, и я ничего не смешиваю. Но в данном случае этой синергии нет.
Есть ли у вас планы по умножению бизнесов?
«Русагро» хватает для удовлетворения моих амбиций.
То есть в недвижимость вы не планируете возвращаться?
Я из нее не уходил. Да, я продал крупнейший мой актив в недвижимости, но у меня есть еще какие-то активы. Я буду дальше оставаться в недвижимости, но не буду больше реализовывать таких больших проектов, как «Коммунарка».
Давайте вернемся к стратегии «Русагро». Как будет выглядеть компания в кратко-, средне- и долгосрочной перспективе?
Могу сказать вам только уже устаревшие данные, потому что обновленная в 2016 г. стратегия еще не принята, она в процессе. В 2015 г. она была совсем простая: мы планируем утроиться на горизонте 3-5 лет. Помимо этого, мы планируем открыть еще одно-два направления.
Помимо тепличного?
Нет, тепличное туда уже входит. По другому направлению решение пока не принято.
Какие варианты вы рассматриваете?
Бессмысленно это обсуждать, потому что компания перелопачивает гигантский массив информации, у нас КПД не очень высокий. Да и не хотелось бы раньше времени говорить. Я сторонник того, чтобы сначала сделать, а потом говорить, чем заявить, а потом не сделать.
Например, от идеи развития аквакультуры на Дальнем Востоке окончательно решено отказаться или вы планируете вернуться к этому вопросу?
Нет ничего постоянного, есть только временное. Мы принимаем какие-то решения, потом проверяем, еще раз проверяем — до тех пор, пока мы не проинвестировали, нельзя сказать утвердительно или отрицательно ни об одном решении. Достаточно быстро меняется внешняя среда, внутренняя культура и знания компании меняются. То, что вчера нам казалось сверхпривлекательным, сегодня, после детального анализа, может нам казаться ну совсем непривлекательным. И наоборот.
Если говорить безотносительно «Русагро», какие направления, на ваш взгляд, сейчас наиболее перспективны? Куда следует инвестировать?
Я не готов давать советы. Все требует профессионализма, без этого даже самый привлекательный сектор может оказаться убыточным, а самый непривлекательный — прибыльным. В России можно заниматься всем, что связано с сырьем и переработкой. Если исходить из парадигмы, что мы можем конкурировать в растениеводстве с мировым рынком по затратам, то дальше в виде цепочки добавленной стоимости вы можете заниматься практически любым продуктом и его переработкой.
И так будет всегда?
Я стараюсь слово «всегда» не употреблять. Любой вид деятельности может быть привлекательным в определенный период времени.
Вы не рассматриваете возможность вхождения в производство, например, индейки?
Я не думаю, что мы сегодня вообще готовы инвестировать в строительство новых мясных и птицеводческих активов, кроме дальневосточных. Сегодня проще покупать действующие. Мы смотрим на все активы, которые находятся в тех сегментах рынка, где компания участвует.
Пока вы идете по проторенному пути: зерно, свинина, масло, сахар. Может ли так оказаться, что «Русагро» пойдет в какую-то совершенно неожиданную отрасль?
Может. Вы хотите, чтобы я вам все рассказал? Я не готов.
Какие технологии, по вашему мнению, сейчас перспективны, во что нужно вкладываться?
Технологии как раз входят в зону моей ответственности, и я как акционер обязан следить за изменениями в мире. А мир на пороге, на мой взгляд, глобальных изменений. И мы хотим быть на острие — если не возглавить, то хотя бы не прозевать те изменения, в первую очередь научные и технологические, которые надвигаются: производство мяса из стволовых клеток, генная инженерия, все, что связано с биоинженерией
А в какие технологии вкладывается непосредственно «Русагро»?
Мы начали инвестировать в генетику, в селекцию — и свиней, и растений. Во всех отраслях, где присутствует «Русагро», мы смотрим, где сегодня технологии находятся, где будут находиться завтра, куда и как мир меняется, где «Русагро» должна быть с точки зрения изменения глобальных процессов.
То есть у вас по всем направлениям есть исследовательские лаборатории, где вы выводите собственные сорта
Я бы не сказал, что у нас есть все и везде. Мы в 2015 г. приняли решение открыть свой R&D-департамент (Research and Development) и делаем первые шаги. Что-то уже работает, что-то в процессе.
Помимо генетики, вы делаете еще какие-то технологические наработки?
Мы построили завод по извлечению сахара из мелассы. Это современная технология, когда вы расщепляете мелассу до молекулярного уровня, потом собираете обратно. Новый завод — в Тамбовской области, мы только что ввели его в строй. Рассматриваем строительство второго такого завода. Срок окупаемости по этому конкретному проекту — до семи лет. Занимаемся автоматизацией.
И сколько вы потратили на этот завод?
Около 2 млрд рублей.
А сколько вы тратите на развитие технологий в целом — например, в год?
Мы пока не готовы раскрывать эту цифру.
Остались ли вы довольны покупкой долгов «Разгуляя»?
Доволен, несмотря на то, что она была сложной. А больше на рынке простых сделок и нет: рынок на сегодняшний день достаточно зрелый. И эта сделка полностью укладывается в стратегию роста компании. Мы, например, за счет нее на 40% прибавили сахарных мощностей, на 15% прирастили земельный банк, зашли в два региона стратегического присутствия — Курск и Орел.
А почему это теперь регионы стратегического присутствия?
Они в наибольшей степени подходят для производства сахарной свеклы и, как следствие, сахара.
Вы упомянули наращивание земельного банка. Сколько сейчас гектаров у «Русагро» в собственности и аренде?
Более 600 000 га.
Вы наращивали банк за счет земель «Разгуляя» или еще чего-то?
Не только, мы покупаем землю и в ЦФО, и на Дальнем Востоке — в регионах нашего присутствия.
Какая ситуация сейчас с землей? Сложно ли ее покупать, у кого вы ее покупаете?
Мы смотрим на все, что продается. Но видим, что сейчас назревает пузырь с точки зрения ценообразования земли. Цены, на наш взгляд, перегреты.
Это касается всех сельхозземель?
Я не готов говорить за всю Россию, но в регионах нашего присутствия — да.
И насколько, по вашему мнению, цены сейчас завышены?
Уже до двух раз.
Но вы все равно продолжаете покупать?
Нет, мы по этим ценам не покупаем. Но всегда есть какие-то активы, которые можно купить дешевле.
Почему сложилась такая ситуация?
Все читают отчетность компаний, все видят количество денег, которые этот сектор зарабатывает. Все решают, что они хотят быть сельхозпроизводителями или переработчиками, хотят инвестировать. Это нормальная ситуация. Как только любой сектор становится инвестиционно привлекательным, туда идут в том числе спекулятивные деньги.
И когда лопнет этот ценовой пузырь?
Это больше вопрос к рынку, а не ко мне. А мы спокойной пересидим любой период. Ну пузырь и пузырь, нам от этого ни жарко ни холодно: мы двигаемся своей дорогой. Мы посидим на берегу и, как говорится в китайской поговорке, посмотрим, когда они мимо нас проплывут.
Насколько сейчас сложно находить хорошие земли, когда все крупнейшие агрохолдинги стремятся увеличить площади, а свободных больше не становится?
Уже давно нет свободных земель, у любого клочка пашни есть свой собственник. Вопрос в том, насколько эффективно он ей распоряжается. Тот, кто распоряжается неэффективно, как правило, продает. Понятно, что большие земельные массивы стоят дороже, чем маленькие. Пальцев если не одной руки, то двух точно хватит, чтобы пересчитать, у кого есть 100 тыс. га земли в одних руках. Поэтому за такие активы хотят премию.
А вас не раздражает активность других участников рынка, которые скупают земли и по высокой цене? Чем больше купит, например, «Мираторг» в той же Курской области, которую вы считаете для себя стратегическим регионом, тем меньше купит «Русагро».
Я считаю, что земли хватит на всех. Тот, кто готов заплатить больше, может купить. Время всех рассудит.
Но вам при этом приходится покупать разрозненные земли.
Ничего страшного. Нам это не мешает.
Вы говорите, что сейчас нет простых сделок. То есть время, когда можно было недорого покупать землю и активы, прошло?
Раньше не вы покупали землю, а вам ее навязывали. Все было просто. Теперь рынок достаточно зрелый, практически все активы и земля приобрели собственников.
За счет крупных игроков?
Нет, им принадлежит меньше 2% земельного банка.
Как дальше будет развиваться ситуация?
Эволюционно. Революций больше не будет.
Еще в 2014 г. рынок был на подъеме, и многим казалось, что это надолго. Однако уже 2015 г. показал на примере даже крупных агрохолдингов, что это не так.
Не готов с этим согласиться. Для «Русагро» 2015 г. был рекордным с точки зрения прибыли, и для большинства эффективных компаний тоже.
Но, например, «Черкизово» снизила чистую прибыль в 2015 г. на 60%.
Это связано, опять же, со зрелостью рынка мяса. Он прошел фазу сверхприбылей, и мы переходим в фазу зрелости.
Еще какое-то время назад можно было вложить рубль и быстро получить два, сейчас же для этого нужно прикладывать существенные усилия. Значит, этот рынок станет менее интересным?
Это эволюция: неэффективные будут уходить, а крупные или мелкие эффективные игроки — скупать их активы.
То есть вы не ожидаете, что останется только несколько десятков крупных агрохолдингов?
Консолидация, очевидно, в долгосрочной перспективе будет. Но мелкие игроки всегда были, есть и будут. Возможно, сократится доля средних компаний.
Начали ли вы уже строительство вашего проекта на Дальнем Востоке? Почему откладывается начало строительства?
Начнем строительство в ближайшие месяцы. Сейчас заканчиваем фазу проектирования и начали вести сельское хозяйство: в обработке 40 тыс. га земли. Я бы не сказал, что этот проект буксует. На Дальнем Востоке много вопросов, которые необходимо решить, в частности создание инфраструктуры. И для такого проекта несколько месяцев задержки — это несущественно.
Насколько я помню, вы ждали, когда проведут газ.
Никаких сомнений в том, что это произойдет, нет. Вопрос в сроках: мы ожидаем, что это будет в 2018—2019 гг. Для строительства у нас сейчас есть мощности, а газ нужен в момент ввода в активную эксплуатацию. И мы синхронизировали строительство инфраструктуры и нашего комплекса.
Если не будет фатальных ошибок, то Дальний Восток ждет бум. Это уникальный регион, логистически он не имеет конкурентов. У меня лично никаких сомнений в развитии Дальнего Востока нет.
За счет чего и кого будет этот бум?
60 км до границы с Китаем, 1,5 млрд человек населения, дефицитная страна по продовольствию с кучей нерешенных проблем по экологии, которые уже никогда не будут решены. Очевидно, что экологически чистый Дальний Восток, где вообще никогда не было никакой промышленности, где тигры по границе участка бегают, будет привлекательным для потребления со стороны Азии, где половина населения Земли. Китай импортирует 5 млн т свинины. А еще есть Япония, Корея, Вьетнам.
И кто придет туда?
Трутнев [Юрий, полномочный представитель президента в ДФО. — «Агроинвестор»] докладывал, что уже привлечен 1 трлн руб. инвестиций.
И это не «бумажные» инвестиции?
Я только пользуюсь цифрами, которые задекларировал вице-премьер. Их проверкой я не занимался. Но у меня нет сомнений, что АПК на Дальнем Востоке будет развиваться.
Об экспорте товаров АПК сейчас много говорят и производители, и правительство. Но фактически он еще ничтожно мал.
Но мы впервые достигли паритета между потреблением и производством — это историческое достижение. Никто и никогда не думал, что страна будет в состоянии что-либо экспортировать. Сомнений в том, что экспорт — это будущее, у меня нет. Россия в состоянии мир кормить. У нас самая низкая себестоимость производства.
И что, так будет всегда?
Не готов сказать за всегда, но я пока не вижу ни одного фактора, чтобы что-то поменялось.
В конце III квартала 2015 г. государство стало задерживать выплату субсидий, в марте Максим Басов говорил нам о том, что долг составил около 1 млрд руб. С тех пор как изменилась ситуация?
Я субсидиями не занимаюсь, это задача менеджмента.
И не ходите в правительство решать эти вопросы?
Не хожу. А зачем? Мне кажется, сегодня правительство работает достаточно системно, не выделяя особенно никого. Мы не видим нечестной конкуренции.
«Русагро» государство задолжало 1 млрд руб., а, например, «Мираторгу», насколько нам известно — ничего.
Значит, «Мираторг» лучше работает с задолженностью, чем «Русагро».
Может, надо тоже поработать и сходить в правительство?
Я не вижу прямой корреляции между задолженностью по субсидиям и хождением в правительство. Субсидии платят регионы. Значит, надо ходить в регионы, а не в правительство.
Оно, в свою очередь, направляет деньги в регионы. А вы-то куда ходите?
Басова спросите, куда он ходит (смеется).
Для вас «Русагро» — это что?
Это подросший ребенок, который уже не требует постоянной опеки. Для меня «Русагро» — это инструмент творчества, самореализации. Мне нравится строить и развивать компанию, смотреть, что из этого получится. Это как картину рисовать: там и здесь творческий процесс, разницы никакой нет.
Когда вы начинали «Русагро», вы рассматривали ее как компанию, которая будет вам платить дивиденды, за счет которых вы будете жить?
Честно признаться, так далеко я не смотрел.
А какие мотивы у вас были?
Мне было 25 лет. Какие мотивы в 25 лет? Например, себе что-то доказать, в чем-то себя испытать, посмотреть, чего ты можешь достичь, чего не можешь.
И почему вы выбрали для этого именно АПК?
Глупый был. Наверное, и остался. Кто-то пошел в нефтянку, кто-то в отрасли с гарантированной добавленной стоимостью.
А вы тем не менее оказались в агро. Это же лотерея: то ли будет урожай, то ли нет.
Да, говорят, что, если хочешь гарантированно обанкротиться, то надо идти в сельское хозяйство.
Вы же, наверное, об этом думали в тот момент?
Я же говорю, что все-таки, видимо, туповат был. Но по факту — я не обанкротился, однако оказался в отрасли, которая была изначально непривлекательной. Объяснить это какими-то рациональными или глубокими мыслями я не могу.
Может быть, вы потому и пошли в в нее, что вы хотели доказать себе, что даже в ней сможете реализоваться?
Нет-нет, я даже сам себе польстить этим не могу. Меня терзают смутные сомнения по этому поводу. Никто меня к этому не подталкивал, просто таким было стечение обстоятельств, надо честно признаться. Вспомните: Советский Союз развалился, все было нарушено.
Вы тогда начали с трейдинга сахара с Украины. А потом что?
А потом я уже проявил какие-то умственные способности и попытался улучшить то, что у меня возникло.
Не было в какой-то момент желания, например, продать «Русагро», выйти с кэшем и вложить в ту же недвижимость или нефтянку?
У меня не было никогда ситуации, когда разные бизнесы требовали перетока средств. Они изначально строились так, чтобы быть самодостаточными.
Вопрос не в перетоке средств, а в концентрации на чем-то одном.
Нет, у меня не было никогда такого желания. Был ли я загружен? Был.
И тем не менее вы всегда принимали активное участие в управлении «Русагро»?
Я вообще активный.
А сейчас «Русагро» живет своей жизнью и без вашего активного участия благодаря грамотной команде?
В первую очередь работают процедуры и правила. В «Русагро» все формализовано, и мы стараемся жить по мировым правилам ведения бизнеса. Я думаю, что это правильно.
А вам не хочется погрузиться и узнать, как все происходит на местах?
Я периодически погружаюсь, когда мне надо.
И ездите в поля?
Регулярно.
А зачем? Из любопытства или вы смотрите, насколько процессы соответствуют регламентам?
В том числе. Ну и просто убедиться в том, что плановые показатели не только на бумаге, но и визуально совпадают.
И у вас достаточно компетенций? Вы разбираетесь в том, как должен выглядеть здоровый пшеничный колос?
Я занимаюсь этим уже более двадцати лет. За это время медведя учат на велосипеде кататься, а собак — считать. За двадцать лет, думаю, можно чему-то научиться. А там, где я не обладаю заданным уровнем компетенций, пользуюсь услугами профессиональных менеджеров или специалистов, в том числе внешних консультантов.
Вы называете «Русагро» выросшим ребенком. Обычно такой ребенок оканчивает школу, поступает в институт и уезжает от родителей.
Он уже съехал, я бы сказал. Это значит, что мне не нужно тратить на «Русагро» такое количество времени, которое я тратил раньше.
А сколько вы тратите на это времени?
Достаточно, чтобы и «Русагро», и я находились в комфорте и не надоели друг другу.
То есть вы не сидите целыми днями в офисе и не проверяете бумаги, которые вам приносят?
Для этого есть международные аудиторы, контрольно-ревизионное управление — служба внутреннего аудита, которая в состоянии все проверить. Есть правила и процедуры, мы по ним живем. Я хочу создать институт, когда все делается правильно: правильный менеджмент, правильные процедуры, правильные акционеры.
Роль какой из этих составляющих наиболее важна? Можно ли какую-то из них убрать, и все равно все будет работать?
Нельзя. Но все начинается с людей и кончается людьми, они же все делают — и процедуры, и все остальное.
Как вы подбираете «правильных» людей?
Сейчас мы пользуемся научными правилами подбора людей: есть куча тестов, которые сдают соискатели. У нас есть культура, ценности, мы сравниваем людей, чтобы они соответствовали им.
И какие у «Русагро» культура и ценности?
Ценности — это то, что люди разделяют и с чем согласны. Например, что «не убий» — хорошо, а «убий» — плохо. [В разделе «Ценности» на сайте «Русагро» указаны амбициозные цели, постоянное улучшение, командная работа, честность
То есть вы считаете, что люди идут в «Русагро» не только чтобы ежемесячно получать зарплату, но и за компанией единомышленников?
Конечно.
Какие у вас дальнейшие планы на «Русагро»? Вы заглядываете на перспективу десяти, двадцати лет и дальше, когда вы, например, захотите уйти на пенсию?
Я вам скажу больше — я могу умереть. Будет как у Чуковского в книжке «От двух до пяти». Он собрал в ней высказывания маленьких детей. И один приходит к бабушке и говорит: «Бабушка, ты умрешь?». — «Умру». — «Тебя закопают?». — «Закопают». — «Глубоко?». — «Глубоко». — «Вот когда я буду твою швейную машинку вертеть». Есть такая книжка Джима Коллинза — «Построенные навечно». Поэтому я планирую, чтобы «Русагро» была построена навечно.
И кому «Русагро», построенная навечно, будет принадлежать?
У компании уже куча акционеров — если не тысячи, то сотни.
Планируете ли вы передать свою долю по наследству?
Это вопрос философский. Неважно, что я планирую. Есть же еще те, кому ты хотел бы передать или не хотел бы. Интересы могут не совпасть.
Но у вас же есть дети.
Да, но я их не мучаю этим вопросом. Старшему девятнадцать лет, но пока я не думаю, что он в состоянии ответить на этот вопрос. Кроме того, во-первых, ничего не собираюсь дарить детям, надо это заслужить. А во-вторых, они пока еще не готовы.
Они работают вместе с вами, делают что-то, чтобы «заслужить»? И каким образом это можно сделать?
Они еще маленькие. Старший в институте. И вообще, у каждого свой путь. Даже большинство людей моего поколения не справилось со свалившейся на них ответственностью и деньгами. А если говорить о новом поколении — то если они на него свалятся, да еще и незаслуженно, то это страшная психологическая нагрузка, с которой тоже можно не справиться.
Владелец «Альфа-Групп» Михаил Фридман, например, заявил, что направит большую часть своего состояния на благотворительность. Его мотив — нельзя дарить детям такое состояние.
Я с Михаилом Маратовичем согласен. Молодой человек может заслужить состояние только своим талантом, желанием.
То есть если ваш сын придет в «Русагро», это возможно?
Если он будет хотеть и сможет.
Если вы не задаете такой вопрос своему сыну, то себе-то вы его задаете?
Да. Но пока у меня еще есть время подумать. Пока что я трачу деньги, которые зарабатываю, чтобы не отягощать своих детей этой проблемой.
У вас какие-то крупные покупки?
У меня крупные траты. Я на образование деньги трачу [в 2018 г. планируется открыть школу «Летово» для одаренных учеников, построенную на личные средства Вадима Мошковича. — «Агроинвестор»].
Вы только тратите и не планируете на ней ничего заработать, верно?
Не планирую. И я не хочу просто потратить, я хочу создать лучшую в мире школу. А для этого мне придется потратить.
Зачем это вам?
Хочу, чтобы в России была школа мирового уровня, чтобы дети России могли получить мировой уровень образования.
И вы обладаете знаниями о том, как это должно быть?
Примерно. Я потратил на это много личного времени, почти пять лет своей жизни, и считаю, что разобрался. Помимо того, что этим тоже занимается профессиональная команда.
Что вы делали эти пять лет?
Облазил все лучшие мировые школы.
В вашей школе будет учиться 1000 человек. Это не так много в масштабе страны. Получается, что это школа для очень узкого круга так называемых одаренных детей.
А дети все одаренные. Они просто не все мотивированные, не все вовремя подхвачены хорошими преподавателями, не всем вовремя показали, как это здорово — учиться.
Тем более. 1000 человек из миллионов детей.
Я же не резиновый, где я столько денег возьму? У меня нет задачи подменить государство. У меня задача вместе с государством что-то сделать.
И, наверное, есть цель оставить что-то после себя? Или тут нет тщеславного мотива?
Я все свои амбиции удовлетворил. У меня нет внутреннего позыва к чему-то личному. Я достаточно скромно живу.
Еще какие-то благотворительные проекты у вас есть?
Куча. Но я не вижу смысла о них говорить. Школа — это большой проект, а еще у меня есть десятки маленьких. Я не настолько богат, чтобы делать другие крупные проекты — на школу я потрачу $200 млн.
Вадим Мошкович
1993 — основал строительную компанию «Авгур Эстейт»
1995 — учредил «Шугар Трейдинг Компани» (импортер и дистрибутор сахара)
2004 — основал группу «Русагро»
2006 — избран членом Совета Федерации от Белгородской области
2014 — покинул Совет Федерации
2015 — возглавил совет директоров «Русагро»
2015 — продал девелоперский бизнес (проект «А101») группе БИН
Умаслили Катар
В начале июня «Русагро» договорился с катарской «Аль Ахлийа Групп» о создании совместного производства рафинированного и бутилированного подсолнечного масла.
10 000 тонн
кукурузы, выращенной на Дальнем Востоке, поставила «Русагро» в январе 2016 г. в Японию — это только первая партия, в будущем планируется увеличить экспорт, сообщала компания.