Журнал «Агроинвестор»
«В России интересно производить сельхозпродукты»
Пределом мечтаний молодого немецкого фермера Штефана Дюрра, впервые приехавшего в нашу страну 13 лет назад, были 200 га, вместо имевшихся у него 14 га. Впечатлившись масштабами, он решил рискнуть, остался и стал одним из первых евроинвесторов в российское сельское хозяйство и владельцем агрохолдинга «Эконива». Сейчас у него почти 180 тыс. га земли, 35 тыс. КРС и 3 тыс. человек в подчинении. В интервью «АИ» Дюрр на хорошем русском языке рассказывает, за что полюбил Россию, как компания размещает евробонды и почему инвестировать в молочное животноводство лучше, чем в агрокультуры.
— В 1989 году вы приехали в Советский Союз по студенческому обмену. Что вас больше всего удивило здесь?
— Меня удивила разница между своими представлениями о том, как живет страна, и реальным положением дел. Взгляд на СССР из Западной Германии оказался мало соответствующим реальности. Нам объясняли, как здесь все плохо, а здесь оказались гостеприимные, живые люди, в которых просто нельзя не влюбиться. Они сильно отличались от россиян, которых мы видели у себя в Европе, — строгих, неулыбчивых, закрытых, крайне сдержанных и почему-то почти всегда одетых в костюмы с галстуками. Еще был непонятен дефицит продуктов питания и других потребительских товаров — очереди, пустые магазины... Мы думали: «Как же так? Русские — трудолюбивые люди, во многом похожие на нас, в стране развита промышленность, большой агрокомплекс, богатые природные ресурсы. Как можно жить в такой стране, хорошо работать и при этом нуждаться в самом необходимом?»
Я вместе с товарищем приехал по студенческому обмену на полгода, проходил здесь практику в подмосковном хозяйстве. Помню, знакомые удивлялись, с чего это меня потянуло на такую экзотику. Это сейчас ехать в Россию нормально, а тогда это было, не знаю… все равно что махнуть в Танзанию или на Гренландию! А мне стало интересно: часто ли представляется возможность ближе узнать ещё недавно закрытую большую страну? Когда приехал, конечно, поразили масштабы. У меня в Германии было не самое маленькое хозяйство — на 14 га, и я всерьез строил большие планы его развития. Думал, докуплю участок у одного-другого соседа, что-то арендую и в общей сложности когда-то наберу до 200 га.
— То есть для Германии 200 га — много? А-ля немецкий агрохолдинг.
— Для южных земель Германии — да. Скажем так, на востоке или севере страны 200 га — средний объем: там с землями посвободнее. Вот у моего соседа сейчас примерно столько же земель, 150 дойных коров, и его хозяйство считается одним из самых крупных в регионе. В России же несравнимо больший потенциал. Такую возможность упускать не хотелось, и в 1990 году я решил остаться. Сначала тоже занимался студенческим обменом: мы от имени Баварского Союза сельской молодежи сотрудничали с «Тимирязевкой», встречали здесь людей из Германии, а туда отправляли местных студентов. Через знакомых, которые выросли до депутатов Верховного Совета, а потом — Госдумы, и при участии Минсельхоза Германии мы помогали налаживать международные связи: в 1994 году учредили некоммерческую организацию «Германо-российский аграрно-политический диалог».
— Примерно тогда же вы начали заниматься поставками агротехники в Россию.
— С 1996 года поставляли сюда подержанные ГДР-овские комбайны Е-281. 25-30 лет назад чуть ли не весь Советский Союз убирал корма этими машинами, поставлявшимися по программам Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) социалистических государств. В объединенной Германии Е-281 уже не выпускали — фермеров начали снабжать комбайнами Claas, John Deere и др. «Ешки» простаивали, и владельцы начали продавать их по 2-3 тыс. марок за штуку. Мы покупали, привозили сюда, ремонтировали и продавали.
— Это и был, что называется, первоначальный капитал?
— Да, так мы заработали первые деньги, плюс я продал семейную ферму в Германии. А до продаж Е-281, в 1993 году, пробовали зарабатывать на экологическом земледелии.
— Вот почему название компании начинается со слога «Эко»…
— Именно так: «эко» означает не экономию или еще что-то, а как раз экологию, натуральность. Так вот, я и мой партнер сами выращиванием не занимались, а заключали с местными аграриями договоры на возделывание экологически чистой сельхозпродукции, консультировали их, делали полное сервисное сопровождение и приобретали урожай. Построили свою крупорушку, где перерабатывали просо и гречиху, которые отправляли на экспорт. Объемы были небольшими — 200-300 т/год. Не скажу, что много заработали, но оборудование окупили, а главное — приобрели опыт сельхозпроизводства. Рассчитывать на большой доход не приходилось: доверие к продуктам под маркой «эко» из России, было минимальным, приходилось работать в нижнем ценовом диапазоне. С этого рынка пришлось вскоре уйти — китайские поставщики начали предлагать в ЕС еще более дешевый продукт.
— Почему занялись индустриальным агропроизводством?
— Получилось как-то естественно, само собой. Я ведь не коммерсант, не торговец, а фермер, и агробизнес мне понятнее. Да и в России интереснее не продавать технику, а производить сельхозпродукты. Каких-то продуманных стратегий я сначала не выстраивал и подробных бизнес-планов не писал. Было желание заниматься агро и был, что называется, фермерский подход — понимание, что бизнес интересен и сможет окупиться. Амбициозных планов не строил. Если бы мне кто-нибудь сказал в 2004 году, что меньше, чем через 10 лет, у меня будет больше 150 тыс. га, я бы только посмеялся. Так сложилось, что во многих регионах, где мы представлены, начинали с продаж агротехники, а потом к этому бизнесу добавлялось сельхозпроизводство.
— Кроме фермерского подхода, наверняка была административная мотивация: хочешь продавать здесь технику — возьми колхоз с землей, фермами и людьми.
— Как вам сказать… В Воронежской области было как раз наоборот: мы хотели заниматься землей, и администрация помогла подобрать первый участок. В Курской области тоже сами искали хозяйства. Было, конечно, и такое: власти района, видя, что у нас получается, предлагали очередные активы. Ничего не навязывали, а именно предлагали, уговаривали, убеждали. Животноводство — по понятным причинам более болезненный для властей вопрос. Как-то глава одного из районов сказал прямо: «Уберешь скот — и тебе здесь места не будет». У нас на балансе тогда оказалась старая убыточная ферма с несколькими сотнями КРС. Можно сказать, глава заставил меня заниматься коровами. И я, кстати, благодарен, потому что «Эконива» начала профессионально входить в животноводство. Выбор был небольшим: избавляться от коров и идти на конфликт, поддерживать ферму за счет прибыли растениеводства (тем самым содержа хронически убыточный актив) или, обновляя стадо и вкладывая в новые технологии, попытаться окупить ее. В первые два года, было, конечно, тяжело, потом пришло понимание, что на молочном животноводстве можно зарабатывать, если правильно им заниматься.
— Участники рынка говорили мне, что из двух дивизионов холдинга — сельскохозяйственного и по поставкам техники — прибыль генерирует второй, а агро — в основном затратная история.
— До 2008 года действительно так было, но сейчас совсем другая картина: доход в АПК выше, чем в продажах техники. А там, в свою очередь, больше оборот, но низкая маржа. Скажем, в 2009 и 2010 годах продажи сельхозмашин стали для нас глубоко убыточными. С небольшим плюсом закончили 2011 год, и только в 2012-м впервые за несколько лет выходим на чистую прибыль. Сельхозпродукция несравнимо маржинальнее.
— Вы называете маржу в сфере продаж техники низкой. Почему?
— А за счет чего там добавлять маржи? На рынке, кроме нас, 12-15 дилеров John Deere. Большая конкуренция за платежеспособного покупателя, а конкурировать по сути нечем, кроме качества сервиса. Прайс на технику у всех почти одинаков, и вам как дилеру никто не даст премию к цене в 10-15% — максимум аграрии готовы доплатить один-два процента за какие-то опции и качество обслуживания. Какое-то время назад была хорошая маржа по запчастям, но сейчас и она снизилась до минимальных значений. Поэтому и рентабельность этого бизнеса на уровне нескольких процентов. Он не маржинальный, а оборотный.
— При производстве сельхозпродукции тоже мало способов добавления стоимости. Вы делаете сырье — зерновые, молоко, мясо. А в переработке играет роль маркетинг, брендирование.
— Да, но мы производим дефицитные продукты — то же молоко. На рынке сельхозтехники профицит предложения, особенно когда «схлопывается» покупательский спрос, как было в засуху и кризис. А сортовое молоко для индустриальной переработки востребовано всегда. Из 32 млн т/год, которые сейчас производятся, в переработку поступает лишь где-то 14 млн т. И по моей оценке, это дефицитный продукт еще минимум на 10 лет. Из всех наших товаров перепроизводство наблюдается только пшеницы. Соя, кукуруза на зерно, молоко и говядина всегда пользуются спросом. Пшеница, на мой взгляд, и в перспективе будет не очень доходной. Там маржа — это мировая цена минус услуги по хранению и логистика до порта, то есть всегда высок риск, что она будет минусовой.
— Считается, что молочно-сырьевой бизнес — капиталоемкое производство с высокой ценовой волатильностью при из года в год растущих постоянных затратах. А вы что скажете?
— Знаете, проблемы, которые вы перечислили, действительно есть, но… всем нам нужно учиться хорошо работать. Во-первых, улучшать менеджмент — для России это большая проблема. Во-вторых, нельзя смотреть только на цену продаж. Себестоимость сырого молока в России объективно высокая в сравнении с другими странами. Но есть и свои преимущества. Посмотрим на затратные составляющие у нас и в США. В России дешевле основные корма — люцерна, соя и кукуруза — во многом благодаря невысокой стоимости сельхозземель. Если хорошо организовать производство, то издержки на менеджмент, зарплаты здесь также ниже. Но и производительность труда ниже, чем в США. Они немного дешевле строят, но у нас выше господдержка (от 20% затрат на строительство). У нас дороже капитал, но есть прямое субсидирование процентной ставки. Вместе с тем, субсидии выделяют только на восемь лет, тогда как в США есть возможность получить дешевые деньги на 20-30 лет. В целом, если сравнить затраты на литр молока в двух странах, то мы идем примерно на одном уровне. «Эконива» оценивает свои затраты в 200 тыс. руб. на скотоместо. У американских фермеров они идентичны.
По нашему опыту, основные затраты приходятся на ремонт стада, и именно эта статья расходов делает молочно-сырьевую экономику неинтересной для многих сельхозпроизводителей. В США фермер может купить нетель за $1,8 тыс., а старую корову продать за сравнимую цену — $1,5 тыс. У нас импортная нетель стоит на уровне $4-4,5 тыс./гол., выбракованная корова сдается за $1,2 тыс. Огромную разницу — не менее $3 тыс./гол — господдержка покрывает только частично, и на инвестиционной стадии она перекладывается на себестоимость молока.
— Как сейчас развивается молочный дивизион компании?
— У нас продолжается стадия активного инвестирования. Производим 250 т молока в сутки, через год увеличим этот объем минимум на 130 т. Первый коровник, построенный в Воронежской области в 2006 году, скоро окупим — в 2014 году сделаем последний платеж по кредиту. В этом году привезли из США 4,8 тыс. племенных животных. Надеюсь, это последний импортный скот, и теперь компания сможет воспроизводить стадо самостоятельно, расти без новых закупок поголовья. «Эконива» занимается животноводством в шести регионах. Самое дорогое по себестоимости молоко — на уровне 20 руб./л с учетом инвестиционной составляющей — получается в Калужской области. Наиболее оптимальная себестоимость — 11,5 руб./л — на реконструированной воронежской ферме. В целом по компании производство литра обходится в 13,8 руб.
Вообще молочный бизнес более стабилен и предсказуем, чем растениеводство. Здесь нет такого, как в зерне, — в этом сезоне дают 8-10 руб. за тонну пшеницы, а еще недавно было 3-4 руб., и наоборот. Цены на молоко хоть и волатильны, но это локальная, сезонная волатильность — в среднем по году они всегда на каком-то стабильном уровне. А потом, в растениеводстве вы год зарабатываете, а на следующий год у вас неурожай или на рынке невыгодная ценовая конъюнктура, результат — убытки. Урожайность тоже из года в год может резко различаться, тогда как объемы производства молока вы можете планомерно увеличивать, вводя новые мощности и размножая стадо.
— Говядина для вас — побочный продукт молочных ферм или самостоятельный бизнес?
— Сначала, конечно, был «шлейф» растущего молочного стада, так как мы заходили в животноводство как раз с молока. Теперь говядина становится самостоятельный продуктом: мы видим устойчивый внутренний спрос на это мясо, интересную цену, возможность замещения импорта (как когда-то с птицей, а потом и свининой) и растущую господдержку. Сейчас у нас 1,5 тыс. маточного КРС. Хотим его значительно увеличить — примерно до 10 тыс. за семь-восемь лет.
— Ранее вы рассказывали, что тему экопродуктов тоже хотели бы развить.
— Хочется это сделать. Мы планируем производить в одном из наших хозяйств, «Савинской Ниве» под Калугой, зерно и говядину по экостандартам. Потребителями могут быть промышленные переработчики, выпускающие линейку продукции, сертифицированную как эко. Все они нуждаются в сырье, но это специфический бизнес, нести риски которого многие не готовы — удобнее найти надежного поставщика. Для нас такой проект — бизнес с потенциально интересной доходностью: при сравнимых с традиционным агропроизводством затратах продукция позиционируется в премиум-сегменте. Плюс мы видим свободную нишу, и поэтому для нас такой бизнес — еще и возможность диверсификации. На раскрутку проекта потребуется примерно два года. Начнем с 6 тыс. га пашни и 500 голов маточного КРС.
— Два года назад «Эконива» собиралась на IPO во Франкфурте. Почему размещение не состоялась?
— На стадии pre-road show мы поняли, что долгосрочных инвесторов интересует агробизнес, но не интересует дивизион агротехники, а венчурных, наоборот, сложно уговорить вложиться в сельскохозяйственную компанию. Так что универсального инвестора нет. Проще говоря, нам пришлось бы выбрать какую-то одну группу инвесторов, а значит, отдать один из дивизионов, по сути, бесплатно. И потом, на тот момент (конец 2010 года) мы, анализируя финансовые рынки, вообще засомневались в возможности разместиться по нормальной стоимости. Отменили IPO и, прежде чем возвращаться на рынок публичных заимствований, в апреле 2011 года разделили холдинг на две компании. «ЭкоНива Техника» поставляет технику, предоставляет сервис и продает запчасти, а в «ЭкоНива АПК» сосредоточены животноводство, растениеводство и семеноводство. В марте этого года материнская компания последней, Ekosem-Agrar GmbH, разместила пятилетние облигации на Штутгартской фондовой бирже и заработала €50 млн.
— Кто их купил?
— Как ни странно, две трети займа выкупили непрофессиональные инвесторы, то есть частные лица, в среднем вложившие по € 8-10 тыс.
— Когда состоится выплата первого купона?
— В марте 2013 года.
— Ставка купона по бондам Ekosem-Agrar GmbH составляет 8,75% годовых в евро. Это примерно соответствует рублевой доходности 13% годовых. В России такая компания, как ваша, может рассчитывать на более дешевые средства: кредит с господдержкой можно получить под 12-13% в рублях, из которых больше 8% компенсирует государство. Реальная ставка выходит всего 4-5%. Чем вы руководствовались, привлекая заведомо более дорогие деньги?
— Первое — почему ставка приближается к 9%. Есть большая, до 3%, премия за риск, так как эмитент ведет бизнес в России. Немецким агрохолдингам, которые ранее размещались, рынок дал ставку 6,25% в евро. Мы, конечно, считаем, что наша компания больше и лучше, но ведь европейские инвесторы тоже люди. Они включают телевизор, а там им рассказывают, насколько здесь все плохо. Я стараюсь эту картину поправить, но не всегда получается. Теперь о стоимости денег. Когда мы строим коровник или покупаем скот, то получаем прямую господдержку через Сбербанк или РСХБ и пользуемся деньгами по ставке, о которой вы говорите. Заработав € 50 млн на размещении, компания вложила их в операции, которые не субсидируются. Мы погасили долги перед российским банком [Московский кредитный банк — «АИ»], образовавшиеся при расширении земельных угодий. У него мы занимали дороже, чем на финансовом рынке. Часть средств от размещения инвестировали в приобретение новых хозяйств, докупили земли вблизи существующих. И потом, нужно учитывать, что размещение бондов не требует залога. А те же Сбербанк и РСХБ очень щепетильно относятся к залогам.
— И все же вы размещаетесь в евро, а зарабатываете в рублях.
— Ну и что же? Цена на молоко здесь косвенно зависит от курса евро и доллара. Предположим, рубль сильно ослабнет, скажем, до 50 руб. за евро (хотя я верю, что этого не произойдет). Что будет? Импортный сыр из Германии и Голландии станет в России дороже, а значит, на более высокий уровень подтянется цена российских молочных продуктов и, соответственно, сырья. Или вот еще пример. Почему этим летом и в начале осени здесь были низкими цены на молоко? Потому что мировые тоже сложились на катастрофически низком уровне. Импортеры начали ввозить больше сыров, цены которых тоже стали намного привлекательнее российских. А после того, как подорожала продукция в Европе, стала выравниваться цена отечественного молока-сырья. То есть внутренний рынок не существует сам по себе: на него влияют мировые тренды.
- Значит ли размещение евробондов, что компании больше не интересно IPO?
— Сейчас это для нас не так актуально. Но не исключаю, что года через два вернемся к этой теме.
— Будете увеличивать земельный банк и выходить в новые регионы?
— Земельный банк хотим до 2015 года увеличить на 40% — до 240 тыс. га, удвоим дойное поголовье до 30 тыс. КРС, а развиваться будем в нынешних регионах.
— Какова долговая нагрузка компании?
— Отношение долга к EBITDA — около 6. Для длинного производственного цикла — такого, как в молочном животноводстве и мясном скотоводстве — вполне нормально. Пока мы инвестируем и активно растем, нагрузка снижаться не может. В одном только этом году мы начали строить пять комплексов на 1,6-2,5 тыс. КРС каждый, купили больше 4 тыс. гол. скота, землю, а молоко от этих коров начали доить только в октябре. Денежный поток, который начинают генерировать эти животные и фермы, отразится на EBITDA только в 2013—2014 годах. Если сейчас остановить рост бизнеса, то уже через два года мы получили бы резкое увеличение cash flow и EBITDA при заметном снижении уровня долга. Но поскольку активно расти мы хотим минимум до 2016 года, то продолжим занимать. Например, через два года можем разместить новые евробонды или сделать IPO, о котором вы спрашивали.
— Какая у вас доля в капитале «ЭкоНивы АПК»?
— 58,5%. Как я уже говорил, в 2011 году я и мои партнеры разделили бизнес на две компании. Мы обменялись акциями. Я вышел из оперативного управления и, частично, акционерного капитала компании «ЭкоНиваТехника-Холдинг» (сейчас у меня там 2%) и стал контролирующим акционером «ЭкоНива-АПК Холдинга». Мои партнеры, с которыми мы вместе 15 лет назад начинали, — Рольф Цурн, Геннадий Непомнящий, Елена Левина, Николай Буравлев и Сергей Зыков — получили контроль в дилерском бизнесе.
— Расскажите о финансовых показателях агрохолдинга.
— В 2011 году общий доход «ЭкоНивы АПК Холдинга» по МСФО составил € 80 млн, EBITDA — € 22,9 млн, чистая прибыль — € 5,4 млн. Расчетные показатели по итогам 2012 года говорят, что общий доход может вырасти до € 100 млн, EBITDA — увеличиться до € 35 млн, а чистая прибыль — составить € 7 млн. Прогноз на 2012 год мы даем по итогам анализа деятельности компании за январь-октябрь. Окончательные данные могут быть скорректированы.
— Чем увлекаетесь в свободное время, как отдыхаете?
— Люблю кататься на велосипеде, гулять в горах — очень нравятся Альпы. Бегаю на лыжах, занимаюсь детьми, которых у меня четверо.
— Русская жена тоже есть?
— А как же!
— Приобрели русские привычки, живя столько в России? Ну там грибы, баня, рыбалка…
— За грибами не хожу, рыбу не ловлю, но в баню ходить люблю. Увы, на отдых остается очень немного времени.
— А правда, что вам настолько понравилось в Воронежской области, что вы выстроили себе усадьбу на берегу Дона?
— Вы можете это проверить (смеется). Приглашаю летом в гости, только возьмите с собой палатку и спальный мешок! Дома нет, а есть очень хороший живописный участок. Я привожу туда гостей на пикники и другие торжества: ставим большие столы, общаемся и любуемся природой. А усадьба — это, наверное, лет через пять. Воронежскую область я действительно люблю и часто там бываю. Можно сказать, живу между Воронежем, другими регионами и Подмосковьем, где у меня семья.
Как европейцы любят Россию
«У европейцев, хотя бы однажды посетивших Россию, нет среднего отношения к этой стране и живущим здесь людям: их или любят, или отторгают. Сколько раз я слышал от соотечественников, что Россия — это страна-беспорядок: здесь нет логики, люди не строят последовательных планов, живут сегодняшним днем, планы постоянно меняются, законы и правила не соблюдаются
и т. д. Многие не могут справиться с таким восприятием и потому, пожив немного или побывав как туристы, уезжают разочарованными, и потом у себя в Европе транслируют это разочарование другим».
«ЭкоНива-АПК Холдинг»
Управляющая компания. На российском рынке 18 лет. Имеет сельхозпредприятия в Воронежской, Курской, Новосибирской, Калужской, Оренбургской и Тюменской областях на 173 тыс. га. Производство семян — 20 тыс. т/год, молока — 220−250 т/сут. Общее поголовье КРС — 35,6 тыс., из которых 13,5 тыс. — дойное стадо. В 2001 году реализована 1 тыс. т говядины. В аграрном производстве занято около 3 тыс. сотрудников. Основной конечный владелец — Штефан Дюрр.
Штефан Дюрр
Президент «ЭкоНива-АПК Холдинга»
Родился 17 января 1964 г. В городе Эбербах (земля Баден-Вюртемберг, ФРГ). В 1993 году получил диплом Байройтского университета по специальности «агроном-почвовед и геоэколог». В 1991 г. создал организацию по германско-российскому сотрудничеству в сфере экологии и сельского хозяйства. В 1994 г. учредил компанию «ЭкоНива» и стал координатором проекта «Германо-российский аграрно-политический диалог».
Женат, есть три дочери и сын.
