Журнал «Агроинвестор»
«Давайте перестанем себя обманывать»
Руководитель исполкома Национальной мясной ассоциации - о том, что импорт мяса сейчас намного выше официальных показателей, о том, что за последние 4 года в мясную отрасль вложили 200 млрд руб. и что из этого получилось, почему на первом этапе инвестпроектов инвесторам нужна сверхмаржа, что экспорт мяса в этом году вырастет на 60-70% и почему куриные лапки не субпродукты, а деликатес.
— Инвестиции в свино- и птицеводство составили за последние 4 года более 200 млрд руб., — рассказывает Юшин. — Но если в птицеводческих компаниях, как правило, выращивание, убой и разделка встроены в единую технологическую цепочку, то в свиноводстве откормом, с одной стороны, и убоем / разделкой, с другой, чаще всего занимаются независимые друг от друга предприятия. В отрасли убоя и первичной переработки свиней пока масштабные инвестиции единичны. Здесь у нас, к сожалению, пробел. А цепочка производства мяса и мясопродуктов при слабости любого из звеньев на пути от поля до прилавка (а на самом деле до тарелки) будет периодически разрываться: в таких случаях начнет страдать эффективность, возникнет дефицит либо будут резкие скачки цен. Как говорят американцы, каждый лишний день нахождения свиньи на вашей ферме из-за того, что нет свободных убойных мощностей, — это ваши прямые убытки. Президент, правительство и Минсельхоз это понимают: если с принятием нацпроекта началась поддержка производителей, то в действующей госпрограмме уже предусмотрены меры для перерабатывающей отрасли. Сейчас уже разрабатывается программа развития всей мясной инфраструктуры. Ее должны вписать в следующую, на 2013-2017 годы, государственную программу.
— Вы утверждаете, что инвестиции в убой и разделку единичны. Но ведь многие из тех, кто строит комплекс хотя бы на 50 тыс. свиней, пристраивают к этим мощностям бойни и разделочные цеха.
— Это печально! Значит, люди не понимают, что в перспективе 5-10 лет это неконкурентоспособное производство. Когда вы строите бойню, которая будет забивать 50 тыс. свиней в год, в нормальной экономике она через пару лет банкротится. Кстати, в мире число боен быстро сокращается. Проекты, которые у нас считаются чуть ли не уникальными (бойни «Мираторга» на 2 млн и «Агро-Белогорья» на 1 млн свиней в год), для стран-экспортеров свинины являются нормальными по размеру производствами. Есть бойни на 4, на 6 млн свиней в год. Низкая себестоимость производимого ими мяса — результат эффекта масштаба! К примеру, удельные затраты на обеспечение только природоохранных мероприятий на бойне на 2 млн голов в несколько раз ниже, чем для 50 тыс. свиней в год. А стоимость переработки там ниже почти в два раза.
— Есть важное дополнение: это если соблюдать закон. Пока у нас много нелегальных боен.
— Вы правы. Проблема физической нехватки мощностей для убоя перед отраслью пока не стоит. Но только потому, что сотни боен работают с нарушением ветеринарного, санитарного и природоохранного законодательства. Десятки работают нелегально, не платят налогов, получают животных по левым документам или вообще без них. Понятно, что при таких условиях они конкурентоспособнее законопослушных производителей. Последние делают безопасные для потребителя мясопродукты, инвестируют в защиту окружающей среды и обеспечение безопасности персонала на производстве. Но бороться с ними трудно из-за местной круговой поруки, хотя они представляют собой серьезную угрозу здоровью населения и распространения эпизоотий.
— И что делать, чтобы они конкурировали на равных?
— Совершенствовать законодательство и экономическими мерами заставлять их закрываться либо вкладываться в совершенствование производства. Более 40% свинины производится в ЛПХ. Кто-то выращивает свиней для своих нужд, но многие личные хозяйства перестали быть «подсобными» - они откармливают животных на продажу. Это, согласитесь, уже бизнес, а не личное потребление. А значит, такие производители должны соблюдать те же требования к безопасности продукции, ее обороту, что и другие, в том числе индустриальные, игроки. Если вы забили свинью на заднем дворе и она пошла на семейный стол, это ваши личные риски. Но если вы ее продаете, то в зоне риска оказываются другие люди и даже целая отрасль [как в случае с африканской чумой свиней]. Поэтому государство справедливо и своевременно ужесточает контроль за подворным убоем животных и их перемещением. Хорошо, что в поручениях президента Медведева, данных по итогам заседания президиума Госсовета в Белгородской области в июле, есть требование разработать документы, регламентирующие нормативы содержания сельхозживотных в ЛПХ с учетом специфики регионов. Ведь одно дело, когда 100 свиней содержатся в сибирской деревне в 100 км от автотрассы, и совсем другое, если их держат где-нибудь в Ростовской области вблизи свиноводческих ферм.
— Фермеры и индивидуальные предприниматели прочтут то, что вы сейчас говорите, и обязательно скажут: ассоциация объединяет крупных игроков рынка и поэтому заинтересована, чтобы мелкие с него уходили.
— Совсем нет. Наоборот, нужно создавать условия, чтобы крупные сельхозпредприятия помогали мелким производителям организовываться, например, в кооперативы, или переходить на контрактный откорм. Это же мировой опыт! Есть отработанная схема партнерства. Крупная компания обязуется предоставлять небольшому хозяйству или фермеру высокопродуктивный молодняк, технологии, корма, ветеринарное обслуживание и гарантированный сбыт с понятным и прозрачным ценообразованием. Для государства, кстати, это способ решить социальные вопросы на селе без повышения риска распространения заразных болезней животных. А для сельхозпредприятий — возможность увеличить объемы производства с минимальными вложениями в инфраструктуру. Так что выгода взаимная. Хотя процесс ухода с рынка мелких хозяйств неизбежен. За последние 40 лет в США число ферм сократилось с 1 млн до менее чем 70 тыс., а вот среднее товарное поголовье выросло со 100 до 900 животных. И это одна из многих причин конкурентоспособности американской свинины на мировом рынке.
— Разве вы знаете примеры контрактного откорма в России свиней или птицы?
— Действительно, не слышал о таких примерах. Думаю, этот процесс начнется не раньше чем через три-четыре года. Пока бизнес не созрел: индустриальные производители не выстроили свои производственные цепочки, нет крупных независимых боен, которым интересны эти контракты. А при нынешних ценах на «живок» такие бойни и не появятся.
— Конечно, при 80 руб./кг маржу выгоднее оставлять у себя, а не делиться ей.
— Есть поговорка: «Высокая маржа приводит к ухудшению управления, низкая — улучшает его». Я уверен, что это временная ситуация. На начальном этапе возрождения (а по сути создания) в стране отрасли [индустриального] свиноводства цены на «живок» должны быть высокими, а маржинальная доходность производителей — максимальной. Иначе как привлечь новых крупных инвесторов и заинтересовать банки в кредитовании этого направления? Но операторы рынка должны понимать, что это не вечно. При таких ценах на мясо, как сейчас, спрос не будет быстро развиваться, а самое главное — через некоторое время свиней просто негде станет забивать. Потому что если не сделать инфраструктуру приоритетом господдержки, то никто не будет вкладываться в бойни, хотя это не такие огромные инвестиции.
— Сколько стоит новая бойня?
— Мы подсчитали, что для производства одного килограмма мяса (живой вес) в бойню надо вложить примерно в 5-7 раз меньше, чем для получения того же килограмма на свинокомплексе. Точные цифры будут разниться в зависимости от многих показателей, в каждом конкретном случае нужно считать отдельно. К примеру, «Мираторг» построил свою роботизированную бойню за 5,2 млрд руб. Это 165 тыс. т свинины в год, или примерно 235 тыс. т в живом весе. Один свинокомплекс на 5 тыс. маток мощностью 12,5 тыс. т в живом весе стоит 1,3-1,6 млрд руб. То есть для производства тех же 235 тыс. т свинины в живом весе нужно вложить не менее 24,5 млрд руб.! И все же боен строят мало. Парадокс? Но объяснение налицо: низкая концентрация производства, многочисленные фермы, разбросанные на сотни и тысячи километров наших плохих дорог, не позволяют с уверенностью рассчитывать на поставку свиней для убоя на постоянной основе и в большом количестве. Трудно пока представить, что и качество животных будет стабильным — так, чтобы гарантированно производить стандартизированный продукт. И главное: пока слишком высока цена товарных свиней по сравнению с ценами на мясо.
— Как в целом можно охарактеризовать развитие птице- и свиноводства, скажем, за последние пять лет?
— Как существенный прогресс. В 2005 году было произведено примерно 1,6 млн т свинины в убойном весе. В этом году ожидается 2,4 млн т. Это небывалые темпы роста. Причем здесь нельзя говорить об эффекте низкой базы, даже в середине 2000-х годов. Россия была не самым мелким производителем свинины. Согласитесь, найдется немного стран, производящих свыше 1 млн т свинины в год. Более важным, чем рост объемов производства, мы считаем структурную и технологическую модернизацию отрасли и постепенные изменения в ментальности производителей, которые чаще стали задумываться о потребителе.
В птицеводстве еще более очевидные успехи. Отрасль на подъеме более 10 лет подряд. В 1998 году страна производила 690 тыс. т мяса птицы, а в 2010-м произведет около 2,9 млн т в убойном весе. Причем в этом секторе есть пусть небольшой, но быстро растущий экспорт. Если в 2008 году мы вывезли чуть больше 2 тыс. т, то в прошлом — уже около 10 тыс. т. В этом, не исключено, будет 16-17 тыс. т.
— Но это же не мясо, а субпродукты, в основном куриные лапки.
— Вы зря так пренебрежительно относитесь к тому, что мы продаем лапки. В других странах они приносят нашим компаниям дополнительный доход, которого никогда не принесли бы здесь, — более $1/кг. Получаемая при экспорте прибыль обеспечивает дополнительную рентабельность и снижает необходимость повышения цен на другие части. Во Франции на выставке SIAL австралийцы с гордостью рассказывали, как они продают в Южную Корею кости КРС. За них корейцы готовы платить больше $1,3/кг — из костного мозга они делают суп. То же с лапками: если в Азии они считаются деликатесом, значит, мы продаем не субпродукты, а деликатес.
— Когда на рынке образуются излишки птицы и свинины, которые можно будет продавать на экспорт? Только не кости и лапки, а категорийные отруба.
— Они уже периодически образовываются. Когда говорят об излишках, говорят обычно о «вале» - мясе как таковом в тоннах и килограммах. Но это неправильно: нужно смотреть на ситуацию по отдельным частям и ассортиментным позициям, как это делают в других странах. Так, в начале этого года у нас был излишек почти в 100 тыс. т целой куриной тушки, но мы ее не продавали на экспорт. В частности потому, что в России мясо птицы дороже, чем во многих странах. То есть пока оно неконкурентоспособно по цене на внешнем рынке. Усиление внутренней конкуренции заставит производителей работать над снижением себестоимости и позволит сократить цену. И потом, ни на уровне отдельных компаний, ни, к сожалению, на уровне государства мы еще не занимались подготовкой к выходу на экспорт нашего мяса. Отчасти потому, что не предполагали такого быстрого роста отрасли. Не было и понимания, что в России, как и в большинстве стран, структура потребления мяса населением и перерабатывающей промышленностью не совпадает с натуральными пропорциями частей в тушке птицы или у свиньи.
В России, по всей вероятности, будет избыток белого мяса птицы: наши традиции потребления ориентированы прежде всего на красное — окорока. Здесь наши предпочтения совпадают с выбором японцев. Поэтому, чтобы избежать избытка предложения, мы или начнем экспортировать белое мясо (грудку), или цена на него упадет так, что россияне будут потреблять его из соображений экономии, отказавшись от любимого продукта.
— Кто может быть заинтересован в российском белом мясе?
— Например, ЕС. Европа вообще является нетто-импортером продовольствия и к тому же крупнейшим его импортером. Я встречался с руководством ряда торговых компаний и генсеком Европейского мясного союза. Они говорили, что Европа заинтересована в импорте белого мяса птицы, его там не хватает (ЕС экспортирует примерно 700 тыс. т мяса птицы в год и примерно столько же импортирует). Заметьте, белое мясо в Европу сейчас продают такие не самые сильные с точки зрения сельского хозяйства и себестоимости страны, как Китай и Турция. Продают в вареном виде для пищепроизводств, так как импорт сырой курицы из этих стран в ЕС запрещен, а также для предприятий общественного питания, розницы. Это продукция с высокой добавленной стоимостью.
То же самое в свиноводстве и производстве свинины (что не одно и то же). В России неизбежен избыток предложения интересных для экспорта частей — скажем, корейки, грудинки. Мы же не завтракаем, как англичане, каждый день яичницей с беконом. А пускать такое дорогое мясо на переработку в колбасу явно нецелесообразно. Мы знаем страны, которые готовы закупать его — разумеется, при условии соблюдения их ветеринарных и санитарных требований. В их числе Канада и Южная Корея.
— И все же не рано ли планировать экспорт? На первом плане сейчас — замещение импорта (во всяком случае у государства).
— Да, но подготовкой к экспорту необходимо заниматься уже сейчас. Ведь даже бразильцы, несмотря на свои отточенные методы и опыт внешней торговли мясом, тратят по три-четыре года для выхода на новые рынки. Как только тема экспорта стала обсуждаться у нас (а мы задумались об этом года полтора назад), возникла поддержка на высоком уровне. Более того, появилось понимание, что вопросы экспорта аграрной продукции нельзя сваливать исключительно на Минсельхоз. В других странах экспорт поддерживают все государственные институты, вплоть до высшего руководства страны. Президент Медведев рассказывал на Президиуме Госсовета в Белгороде летом, как ему звонил президент США Барак Обама и не стеснялся обсуждать поставки куриных окороков в Россию. Глава Франции Николя Саркози не считает зазорным писать российскому президенту о поставках говядины. Или вот президент Финляндии отстаивала интересы финских производителей свинины во время визита Медведева в Хельсинки, хотя объемы импорта из Финляндии невелики. Вот на каком уровне эти страны лоббируют свой агроэкспорт!
Поэтому наша страна, не исключая первых лиц, должна максимально концентрировать усилия всей государственной машины для прорыва нашей сельхозпродукции на внешние рынки. Население планеты будет неуклонно и быстро расти, а мест, где можно производить доступное продовольствие, остается все меньше. Пусть координатором экспортного вопроса будет Минсельхоз, но участвовать в этом должны все ведомства, чтобы совместно с бизнесом пробивать барьеры и занимать позиции на новых для нас внешних рынках. Мы видим, что работа по продвижению экспорта начинается. Сейчас, может быть, даже немного опережая события, Минсельхоз проводит оценку существующей инфраструктуры для экспорта мяса. И это правильно. Мы как профессиональная ассоциация в силу своих возможностей помогаем ему в этом вопросе.
Импортозамещение — тоже важная задача. Особенно если учесть, что производство свинины в ЛПХ, которые в этом году поставят примерно 950 тыс. т свинины, снижается. Кроме того, примерно 30% индустриальной свинины производится на старых комплексах, не прошедших модернизации, а они — потенциальные банкроты. Эти объемы нужно как-то замещать. Но мы не решаем всерьез эту проблему, потому что опять же считаем только валовые показатели, да и те с ошибками. Если мы произведем 142 млн пар черных галош — столько же, сколько в стране населения, все будут обуты? Казалось бы, да. Но это не так: мне нужен размер 43, вам — 42, а вашему соседу, предположим, вообще зеленые галоши нравятся. То же самое с мясом: в туше есть разные части, на которые разный спрос. Поэтому обязательно будет перекос: «вала» достаточно, но одной позиции не хватает, а других — излишек. Поэтому, как уже говорили руководители правительства, импорт в том или ином объеме будет всегда. Главное, чтобы он не приводил к упадку собственного производства. Но будет, надеюсь, и экспорт.
— Почему вы утверждаете, что статистика ведется с ошибками?
— Чтобы грамотно замещать импорт, нужно знать, сколько его сейчас и что мы импортируем. А у нас даже доля импортного мяса в потреблении рассчитана некорректно. Например, производство говядины в России в 2008 году, по Росстату, примерно 1,75 млн т в год в убойном весе, то есть это мясо на кости. Импорт в 2008 году — примерно 870 тыс. т.
Но почему-то забывают, что около 800 тыс. из этого объема было ввезено из дальнего зарубежья как бескостное мясо, а 70 тыс. т — из СНГ как мясо на кости. 1,75 млн т и 70 000 т можно сравнивать и складывать, но как можно, игнорируя поправочный коэффициент, арифметически прибавлять к этим объемам — мясу на кости — еще 800 тыс. т бескостного мяса? Да еще не включать в статистику импортируемые говяжьи субпродукты — это 100 тыс. т? А вот в российском производстве субпродукты первой категории учитываются.
Говоря проще, доля импорта у нас несколько больше, чем принято считать. Особенно по отдельным частям. Если сравнивать в тоннах туши с бескостным мясом, то импорт действительно скоро может упасть до 15% внутренних ресурсов. Но если подсчитать правильно, то нам еще предстоит серьезно работать над достижением показателей Доктрины продовольственной безопасности.
— Та же ситуация со свининой?
— То же самое. В прошлом году мы произвели 2,17 млн т в убойном весе. То есть со шкурой, шпиком, субпродуктами и пр. В официальной статистике эта цифра сравнивается с импортом свиного мяса по таможенному коду 0203 (бескостное и без субпродуктов). Этот импорт составил порядка 650 тыс. т. Но мы импортировали еще более 1 млн живых свиней на убой! А это почти 70 тыс. т в убойном весе, которые были посчитаны уже как российское производство. Импорт шпика (240-260 тыс. т/год) в общую цифру ввоза тоже не включен. Еще мы «забываем» о 30-60 тыс. т импортной мясокостной муки, 150-180 тыс. т свиных субпродуктов. И получается, что соотношение импорта и отечественного производства совсем иное, чем официальная цифра.
Пока мы не научимся отделять в статистике километры от килограммов, отчеты руководству страны о том, что 15% по продбезопасности обеспечены, будут неправдой. А перед производителями — ставиться неверные цели и задачи. Соответственно, будут неверно планироваться господдержка и частные инвестиции. Давайте перестанем себя обманывать. Точно так же, как несколько лет назад мы честно сказали, что российская свинина низкого качества, и это ее главная проблема в конкуренции с импортной. Стали заниматься генетикой, селекцией, переработкой. Сегодня качество отечественной свинины заметно выросло. Теперь мы должны сказать: «Давайте подсчитаем реальную зависимость от импорта». Тем более методику пересчета вполне реально составить даже с учетом таких нюансов, что выход мяса в ЛПХ меньше, чем у промышленных производителей. Но некоторым чиновникам это невыгодно.
— Ассоциация подсчитывала реальное соотношение импорта и производства мяса?
— Мы сейчас разрабатываем методику и алгоритм. Там много нюансов. Думаю, к концу года будем готовы поделиться результатами.
— Вы говорили, что отечественное мясо в целом пока проигрывает импортному в цене. Из-за чего?
— Построенные в последние годы комплексы вполне конкурентоспособны. И все же у нас пока существенную долю в себестоимости продукции занимает амортизация, так как комплексы новые. Затраты на строительство существенно выше даже тогда, когда не воруют. К тому же даже в условиях субсидирования при наших высоких ставках на коммерческие кредиты эффективная ставка получается значительно выше западной. Быстрыми темпами растут тарифы и постепенно, но неуклонно — зарплаты. Например, в разделке птицы уровень зарплат у нас уже выше, чем в Бразилии или Таиланде. Мы больше тратим на охрану предприятий, транспорт. Так что нужно постоянно искать пути повышения эффективности. А это быстрее получается в период сложностей на рынке. Возвращаемся к сказанному выше: на первом этапе развития птицеводства и свиноводства правильным решением было обеспечить высокую маржинальную доходность именно тем, кто выращивает животных и птицу. А вот на следующем этапе, перед началом которого мы сейчас находимся, стимул инвестирования в животноводство может быть даже снижен (что, кстати, отсеет непрофессиональных игроков), а вот внутренняя конкуренция будет обостряться. При этом отрасль должна пройти этап консолидации, если мы хотим обеспечить ее устойчивость в долгосрочной перспективе. Два примера. В мире мало кто строит птицефермы мощностью менее чем на 100 тыс. т/год, у нас же таких производителей всего четыре. В свиноводстве всего два производителя, имеющих более 50 тыс. свиноматок. Это те же «Мираторг» и «Агро-Белогорье». В США они бы не вошли даже в десятку крупнейших компаний. Хотя у «Мираторга» все шансы для этого есть с учетом строительства новых комплексов, которых через два года у компании будет 23.
— Консолидация активов на мясном рынке, по-вашему, будет за счет создания новых мощностей или поглощения одних игроков другими?
— Новые мощности будут создаваться уже действующими компаниями и новыми инвесторами. А слияния и поглощения — следующий этап развития. Я знаю, что некоторые [российские] компании активно ищут интересные активы и прицениваются. Но пока все дорого. Не буду называть заинтересованные стороны, но в ближайшие полгода на мясном рынке могут пройти сделки стоимостью около $100 млн. Не исключаю, что крупные иностранные производители тоже будут интересоваться российским активами.
— Но пока они не делают приобретений, а чаще выходят из бизнеса, как Campofrio из «Кампомоса».
— У нас самые правильные слова о создании инвестиционного климата в России, произносимые наверху, как всегда, расходятся с делом, происходящем на среднем уровне руководителей. Для привлечения сюда капитала для строительства или приобретения крупных и современных производств, в том числе в мясной переработке и логистике, инвестиции должны быть защищены от политизированных, непрофессиональных или ненаучных решений чиновников. Но как планировать инвестиции, если велики шансы, что предприятие, построенное с учетом всех самых передовых международных норм и технологий, не сможет приступить к работе или будет вынуждено закрыться по воле одного руководителя? Вот, например, Роспотребнадзор собирается запретить использование замороженного мяса птицы для производства пищевых продуктов. Никто в это долго не верил, так как такого не может быть никогда. Пока это ограничение касается только продуктов для детей и беременных. У нас мясопереработка встанет, испорченное мясо птицы мехобвалки сотнями тонн будут выбрасывать, птицеводы не смогут продавать продукцию с морозильных складов на заводы. А ведомство стоит на своем, думая, что таким запретом поможет птицеводству. А будет все наоборот, как уже случилось с сухим молоком.
Глядя на это, иностранные инвесторы начинают опасаться, что, как только они вложат деньги в Россию, будут приняты какие-нибудь еще ограничения, не имеющие под собой научного обоснования и аналогов в международной практике. И мы боремся с этой «заботой» о потребителе уже полтора года. Ведь это решение делает призрачной и перспективу экспорта продукции из мяса птицы с высокой добавленной стоимостью. Но вместе с тем, поверьте пока на слово, крупные зарубежные производители очень внимательно наблюдают за Россией. С одной стороны, это большой рынок. С другой стороны, они знают, сколько здесь зарабатывают местные компании. Им такие доходы не снились. Датчане и немцы уже вложились в свиноводство. Тайские инвесторы начали проект в Подмосковье, китайцы тоже имеют виды. Но для крупных проектов с участием иностранного капитала нужна большая стабильность и предсказуемость действий чиновников.
— Стоит ли в следующем году уменьшать мясные квоты?
— На наш взгляд, было бы правильно сохранить на 2011 году объемы квот: 600 тыс. т — мяса птицы, 500 тыс. т — свинины (включая тримминг) и 530 тыс. т — говядины. Ну, впрочем, с учетом изменившихся условий можно было бы сократить квоты на птицу до 450-500 тыс. т. На ту же свинину резать квоты рано. И это показал 2010 год. Несмотря на рост отечественного производства почти на 10% и импорта также на 10% цены, в сентябре начали расти ускоренными темпами. То есть не хватает свиных отрубов. Российский производитель пока не готов дать мясоперерабатывающей промышленности гарантированный и полный ассортимент необходимого сырья. К тому же неплохо держать свиноводов и птицеводов в тонусе с помощью конкуренции, чтобы производители думали не о сверхдоходах, а об интересах покупателя и развитии. И потом, нормальных инвесторов сегодня уже не пугает и наличие импорта. Постоянные призывы запретить его (хотя как это можно сделать в стране с рыночной экономикой?) звучат от неуверенных в себе людей или от тех, кто хочет жить в условиях закрытого рынка, отсутствия конкуренции и сам не планирует поставлять свою продукцию на экспорт.
Сергей Юшин
Руководитель исполкома Национальной мясной ассоциации, созданной в 2003 г. Родился в 1961 г. Образование — Московский государственный институт иностранных языков им. М. Тореза. Работал в Союзе советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами. В 1990-е гг. занимался поставками мяса и мясной продукции. В 1998—1999 гг. — президент Московского Ротари-клуба. В 2003 г. возглавил НМА. Женат, есть сын и дочь. Хобби — игра на гитаре, путешествия, спорт.
