Журнал «Агроинвестор»
Мушег Мамиконян о мясном рынке России
Мясной рынок живет в полностью изменившейся реальности, которую государство и бизнес еще до конца не осознали, рассказывает «Агроинвестору» президент Мясного совета ЕЭП Мушег Мамиконян. Импорт больше атаковать не нужно — его почти нет, и в ближайшие годы не будет. Главные риски — сокращение спроса и критичная зависимость от западных средств производства, таких как генетика, технологии, оборудование и ветеринарные препараты.
— Правительство разработало антикризисный план. Как вы его оцениваете?
— Хорошо, что антикризисные меры обсуждаются. Но нужно понимать: для каждой отрасли они разные. Пока же мы видим общий подход (достаточно хорошо реализованный в 2008—2009 годах), но отраслевые инициативы практически не обсуждаются. План опирается на устаревшую стратегию развития мясного сектора. Его разработали, когда Россия была зависима от импорта. Сейчас макроэкономика, мировой порядок и российское потребление кардинально изменились.
Для выработки эффективных мер поддержки экономики вообще и мясной отрасли в частности нужно сначала пересмотреть стратегию: переосмыслить, что мы делали и где находимся теперь. После этого переформатировать свои представления о том, что мы должны делать, действуя соразмерно нашим финансовым возможностям.
Иначе получится так, что каждое из ведомств в меру своего политического влияния будет претендовать на то, чтобы из резервов антикризисных мер ему досталось чуть больше.
Но деньги по-прежнему будут направлять туда, где уже не формируются изменения в структуре экономики. Основной вызов, который стоит перед Россией в целом, — изменение экономического уклада. Мы должны заново посмотреть на структуру производства и увидеть, что сейчас страна зависит не от конечных продуктов питания, а от средств их производства.
— Что это значит для мясных отраслей?
— Инвестиции предыдущих периодов были направлены на «отверточную сборку» конечных продуктов. Мы закупали генетику, корма, витамины, оборудование, технологии и таким образом «собирали» птицу или свинью. Для политической независимости, экономической субъектности нам необходимо научиться все это по максимуму производить самим. Поэтому в данных экономических условиях переход на производство средств производства является задачей номер один. А задачи номер два просто не существует.
Мясная отрасль сегодня кардинально отличается от той, которая была еще в 2013 году. За полтора года произошли такие изменения, которые не прогнозировались ни одним аналитиком и, я уверен, не закладывались в стратегиях ни одного из крупных инвесторов.
— Какие изменения?
— Россия являлась страной, для которой основным вызовом в мясном секторе был импорт. Все инвестиционные стратегии строились на том, что есть доля импорта, которую надо атаковать и отбирать. Валютные курсы не благоприятствовали продажам на экспорт, но делали возможным вытеснение импорта с внутреннего рынка.
Мы брали средства производства — по большей части тоже зарубежные — и делали из них конечные продукты. Теперь мы находимся в таких рыночных условиях, когда, как ни странно, собственное производство конечных мясных продуктов (птицы, свинины, говядины, колбасных изделий) вплотную приблизилось к объемам потребления. За прошлый год страна произвела 8,95 млн т мяса всех видов в убойном весе. В 2015-м добавится еще несколько процентов, и она выйдет уже на 9,1-9,2 млн т. При этом импорт резко уменьшился почти в два раза — с 2,2 млн т всех видов мяса в 2013 году до 1,2 млн т — в 2014-м.
— Падение импорта за год почти в два раза — уже не уменьшение, а обвал. В чем его главная причина?
— Основная причина — не сократившийся размер квот, не ветеринарные запреты или продовольственное эмбарго, как многие думают, нет! Это девальвация рубля. Она определила изменение рынка на 80-90%. Остальные параметры играют значительно меньшую роль. В результате мы имеем новые макроэкономические условия, где импорт отсутствует как значительная категория, как конкурент, которого нужно атаковать.
Его уже нет! Мало того, статистика января 2015 года показывает, что ввоз мяса в пять раз меньше, чем за аналогичный период прошлого года. И если падение продолжится такими же темпами, то по итогам года мы можем иметь объемы поставок всего в 500 тыс. т. Но импорт все-таки играет свою роль, и я не сторонник полного его вытеснения. Тем более что при его доле в 10-15% [общих ресурсов мяса] и определенном колебании потребления сокращается в первую очередь потребление импортной продукции, а не отечественной.
— Что в новых экономических условиях нужно делать государству и инвестору?
— Государству нужно пересмотреть отраслевую стратегию и, в частности, направления, куда оно должно инвестировать. По моему мнению, на производство конечных продуктов птице-, свиноводства, мясного скотоводства государство должно перестать выделять деньги. Но это не значит, что новые проекты не нужно поощрять.
Нужно, но по-другому: акцентируя их значимость для продовольственной безопасности, поощряя морально-этическими способами. А финансовую поддержку необходимо оказывать исключительно проектам и инвесторам, доказавшим, что они не потеряют деньги, не опозорят себя и банк.
Но и здесь должно быть жесткое ограничение: выделять средства только тем, кто планирует участвовать в создании мясных кластеров на Дальнем Востоке. В этом регионе высока доля импорта, нет крупных предприятий.
Между тем он находится близко к азиатским рынкам, где прогнозное потребление в ближайшие 20-30 лет будет развиваться большими темпами, чем в любой другой части планеты. К тому же ДФО — огромная кормовая земельная территория. Если мы не задействуем ее сами, то эти ресурсы переедут через границу и будут использоваться как средства производства мяса в Китае.
Вопрос в том, как Россия будет участвовать в процессе. Можно производить зерно, сою и продавать в Азию, а можно построить комбикормовые производства, элеваторы, птицефабрики, свинокомплексы, чтобы производить конечный продукт и именно его предлагать нашим соседям.
При этом не должно быть никаких исключений — только Дальний Восток. Если написать еще Урал, например, или «регион по рассмотрению» — это станет предметом избыточных ожиданий инвесторов. Государство должно стимулировать так, чтобы не было альтернативы. А инвестор должен в таком виде транслировать задачу своим сотрудникам: «Не поедете работать в ДФО — я сокращаю офис в два раза, потому что дальнейших инвестиций сюда делать не могу». В России если есть альтернатива — никто не хочет работать. Поэтому у нас и работников хронически не хватает, и существенных поворотов нет.
А инвестор должен в таком виде транслировать задачу своим сотрудникам: «Не поедете работать в ДФО — я сокращаю офис в два раза, потому что дальнейших инвестиций сюда делать не могу». В России если есть альтернатива — никто не хочет работать. Поэтому у нас и работников хронически не хватает, и существенных поворотов нет.
— То есть поддерживать производство конечного продукта, на ваш взгляд, все-таки стоит, но только по региональному принципу?
— Да, исключительно на Дальнем Востоке. Дело в том, что производство отечественных мясных продуктов перешагнуло уровень, закрепленный в Доктрине продовольственной безопасности. В прошлом году Россия съела около 10 млн т мяса.
Но материальное состояние покупателей ухудшается и, если мы будем основываться на опыте кризисов 1998 или 2008 годов, то стоит ожидать падения потребления на 5-7%. Кроме того, как я уже сказал, из-за роста курсов валют объемы импорта продолжат сокращаться сами по себе. Поэтому продолжение поддержки органического роста производства мяса будет во вред его же производителям.
Цены на свинину, мясо птицы с 1 января упали на 10% и более в оптовом канале. Так если еще в декабре «живок» стоил более 120 руб./кг, то в середине февраля менее чем 100 руб./кг. Тушка бройлера за этот период подешевела со 105-110 до 95 руб./кг. Это означает, что предлагаемое количество мяса фактически без импорта (напомню, что в январе его было меньше в пять раз) близко или выше уровня потребления.
Избыточное предложение всегда уменьшает цену. Производители, конечно, хотят жить не хуже, чем вчера, поэтому текущие цены считают некомфортными. Но пока свиноводы и птицеводы рентабельны. Маржа на уровне 5-10% станет неким равновесием и для производителя, и для рынка в целом.
— Что будет с ценами до конца года?
— По моему мнению, в конце года, несмотря на инфляцию, мясо не будет стоить существенно дороже. Цена скорее окажется приблизительно равной уровням января-февраля. Когда цена перестанет устраивать рынок, многие производители уменьшат предложение, благодаря чему будет некоторое выравнивание цен.
В первую очередь сокращаться станут неэффективные промышленные предприятия со старым технологическим укладом, для которых вопрос биобезопасности является основным катализатором убытков.
Если таких производителей будет меньше — цена сможет немного вырасти. Причем это может случиться уже в нынешнем году, потому что никто не знает, насколько снизится потребление. Если на 500-600 тыс. т — это одна ситуация, а вдруг на 1,2 млн т за счет резкого падения доходов? Положение потребителей сегодня ухудшается быстрее и сильнее, чем в предыдущие кризисы.
— Где господдержка инвестиций может привести к росту эффективности мясных отраслей?
— При производстве средств производства. У нас генетический материал, оборудование, ветеринарные препараты — все приобретается по импорту. Поэтому я предлагаю оставить в покое «отверточную сборку». Пусть производство конечного продукта развивается и растет инерционно. А средства, которые выделяют на содействие развитию аграрного сектора, нужно адресовать тем инвесторам, кто умеет, хочет и может развивать, к примеру, генетические программы. Или инвестировать в науку, которая даст нам план развития собственной генетики. Или поддерживать производства ветпрепаратов, которые, кстати, мы можем хорошо делать сами.
— Но это длительный процесс. Больше 10 лет ушло только на создание индустрии воспроизводства мяса-сырья. А вы говорите о сложных наукоемких отраслях.
— Я знаю одно: если не сделаем первый-второй шаг — никогда не продвинемся дальше. Самое главное, что такие компетенции у нас есть. В России сильная ветеринарная школа, генетика, но есть и возможности кооперирования. Пример — перенос сюда производства инкубационного яйца. Это уже понемногу делается.
Россия всегда будет мировым экспортером зерна, а в будущем — крупным экспортером мяса бройлера, индейки, баранины (если говорить о долгосрочных перспективах). Их себестоимость зависит от затрат на средства производства. Так вот при слабом рубле есть большой риск потери экспортных рынков, так как себестоимость мяса будет формироваться на импортных составляющих.
А представьте ситуацию, что введут новые санкции. Например, запретят нам закупать генетический материал. Мы найдем других поставщиков, как-то переориентируемся… Но сразу возникнет рынок уже продавца, а не покупателя, что повлечет за собой увеличение стоимости этих ресурсов.
— А что мы не сможем локализовать?
— Я таких вещей не вижу. Ну разве что производство соевого шрота, каких-то витаминов. Хотя СССР был большим производителем витаминов. А лизин Россия уже начинает производить. Компаниям, реализующим такие проекты, как завод «Приосколья» по выпуску лизина, нужно медали давать, всячески поощрять, а их руководителей по телевизору показывать! Или, например, «Эксима».
Ее акционеры взяли на себя то, что должно делать государство — создали генетический центр «Знаменский». Они сделали огромный вклад в развитие производства средств производства, но кредиты получают на тех же условиях, что и все свинокомплексы! С таким подходом инвесторы не будут вкладывать в подобные предприятия. А вот если государство скажет, что будет деньги давать только туда, за них, я уверен, возникнет даже конкуренция.
— Государство скажет другое: все это хорошо, но сейчас не время думать о высоком — важнее обеспечить потребительский рынок, поддержать незащищенные слои населения и бороться с инфляцией. Вы так не думаете?
— Одно другому не мешает. Если вы даете структурные изменения, то вы делаете большую локализацию производства, повышаете эффективность и уменьшаете зависимость от импорта. Основной разгон инфляции происходит вследствие изменения валютных курсов. И рост цен как раз показывает нашу большую зависимость от валюты, то есть от импортных средств производства.
Вот мы удивляемся, почему капуста подорожала, она-де наша? Нет, она не наша, потому что семена — это валютная составляющая, средства защиты растений и техника — тоже. Есть продукты с большей локализацией и меньшей. Например, в свиноводстве зависимость от импортных ресурсов выше, в птицеводстве — ниже. Именно поэтому, кстати, мясо птицы как раз и будет выигрывать в условиях падения потребления.
Что касается цен и социальной стабильности на потребительском рынке, нам давно пора внедрять опыт других стран по оказанию продовольственной помощи нуждающимся слоям населения. Это незначительные средства, которые приносят большую социальную пользу. Нужно предложить людям, нуждающимся в соцзащите, доступ к определенному количеству калорий и белка. Например, раз в месяц выделять малоимущей семье упакованные продукты с длительным сроком хранения (такие, как крупы и растительное масло). Так можно обеспечить половину потребности человека в калориях.
— Из каких средств?
— За счет бюджета, выделяемого на агрогоспрограмму. Это покупка у себя же сельхозпродуктов! Возьмите немного денег, которые предназначены, скажем, для развития мясного скотоводства. Сейчас в России основной вызов рынка — уровень потребления, который уменьшается, а не доля импорта. В первую очередь необходимо поддержать потребителя, чтобы он не умер, а не производителя: «дайте еще больше». Скоро уже некому будет это все есть.
— Ваш сценарий развития мясных рынков в 2015 году.
— Начну с пока еще самой слаборазвитой подотрасли — мясного скотоводства. Проекты по производству качественной говядины пока единичны, но они большие. В течение года они будут выходить на рынок, но цены, по которым это мясо можно продать, будут ниже заложенных в бизнес-планы. Это продлит расчетную окупаемость проектов. Однако в отсутствие импорта они получат большие возможности для увеличения спроса.
Свиноводы в этом году должны внимательно следить за ценой, рынком и себестоимостью. С января наблюдается снижение цены, хотя в начале года она обычно не падает. Это первый признак того, что потребление начинает сужаться. Инвесторам нужно вкладывать только в направления, которые увеличивают эффективность.
Особенно стоит поработать над себестоимостью свиноводам, которых можно назвать условно эффективными. Сейчас на них приходится 20-30% общего промпроизводства. Они могут работать рентабельно только при высоких ценах на их продукт и низких — на корма. Ничего такого в 2015—2016 годах не ожидается.
Птицеводство — самый перспективный бизнес, в первую очередь — индейка и утка. Спрос на индейку пока потенциальный, но чем больше будет предлагаться рынку этого мяса, тем чаще оно сможет вытеснять красное — говядину и свинину. Причем спрос может расти не только в рознице, но и в b2b-сегменте. Индейка — технологически очень сильное мясо, которое выигрывает у других.
Пока многие переработчики этого не знают или не понимают, но все изменится, когда индейку возьмут как основное сырье прогрессивные мясозаводы. Что касается утки, то проект «Евродона» доказал, что на розничном рынке это не сезонный продукт (тушка, которую нужно фаршировать яблоками и запекать на праздник), а мясо ежедневного спроса.
Если вам надоели свинина или курица — можете иногда покупать утку. А «иногда» — уже огромное количество. Когда увеличится объем мяса утки, цена станет ниже, и мы получим еще один вызов говядине.
Всем птицеводам нужно стремиться к экспортным рынкам. Кстати здесь им могли бы помочь импортеры мяса, которые сейчас тоже переживают не самые лучшие времена. Они имеют людей с языком, международные знания торговли, знакомы с логистикой. Почему бы не начать из импортеров перепрофилироваться в экспортеры? Пересмотреть свою стратегию и начать не только покупать, но и продавать.
Всем птицеводам нужно стремиться к экспортным рынкам. Кстати, здесь им могли бы помочь импортеры мяса, которые сейчас тоже переживают не самые лучшие времена. Они имеют людей с языком, международные знания торговли, знакомы с логистикой. Почему бы не начать из импортеров перепрофилироваться в экспортеры? Пересмотреть свою стратегию и начать не только покупать, но и продавать.
Для мясопереработчиков 2015 год сложится лучше предыдущего. В 2014-м цена сырья была высокой, сыграли роль и ветеринарные ограничения импорта, поэтому рентабельность оставалась на самых низких уровнях.
Многие остановились, разорились. Теперь рынок постепенно превращается в рынок покупателя, коим является и переработчик. Впрочем, в этом секторе маржа всегда будет невысокой, как и в сырьевых секторах: когда рынки насыщены, рентабельность не может быть большой, и тем более такой, какую еще два-три года назад имели птицеводы и свиноводы.
— А каким странам мы сможем предложить наше мясо?
— В первую очередь России нужно нацелиться на рынки стран северной Африки и Ближнего Востока. Сейчас эти регионы очень лояльны к нам, потому что получили возможность поставлять сюда свою растениеводческую продукцию. Хорошее время получить от них взаимные возможности поставок мяса птицы (параллельно зерну). Там нам, конечно, придется конкурировать с Бразилией, Америкой, Таиландом.
Но спрос в этих регионах растет, и возможность взять свою, пусть и не самую большую долю в 200-300 тыс. т у России будет и не за счет демпинга. Правда, прежде чем станет возможен экспорт мяса птицы в каких-либо значимых объемах, должен произойти ряд организационных, лоббистских, государственных действий.
Мясной совет Единого экономического пространства (ЕЭП)
Создан в 2013 году как некоммерческое партнерство производителей мяса и мясопродуктов стран-участников Единого экономического пространства (общего рынка России, Казахстана и Белоруссии,
ранее образовавших Таможенный союз). Задачи — создание независимой аналитики и прогнозирования для мясного рынка, выработка идей для специализации и внутриотраслевой интеграции мясных направлений трех стран, содействие проектам сотрудничества в секторе, а также помощь в расширении внутренней и международной торговли мясными товарами.
Мушег Мамиконян
Президент Мясного совета ЕЭП
Родился в 1959 году в г. Ленинакане Армянской ССР.
Окончил Ереванский политехнический институт
(1981 год, специальность «Машины и аппараты
пищевых производств»). Кандидат технических наук, доцент.
1981 год — работает в Московском институте мясной и молочной промышленности.
1986 год — в Ереванском политехническом институте на кафедре «Машины и аппараты пищевой и холодильной промышленности».
1991-1998 годы — занимает посты главного технолога, производственного директора, заместителя президента, председателя совета директоров группы
«Черкизовский агропромышленный комплекс».
1998 год — избран президентом Мясного союза
России.
2006 год — член совета директоров АПК «Черкизовский» (сейчас — группа «Черкизово»).
2013 год — президент Мясного совета Единого экономического пространства.
«Я против избыточного использования жиров и калорий»
Россия съедает много жиров. Импорт свиноводческой продукции был основан на нем. Это говорит о технологической и культурной потребительской отсталости нашего рынка от представлений, что нужно, а чего не стоит есть. В разных странах производителей ограничивают в использовании избыточного количества жиров в продукции переработки.
Например, вводят дополнительные акцизы на них для популяризации правильного питания. У нас этого нет, но такие меры очень нужны. Чрезмерное применение свиного шпика в составе мясных продуктов обосновано экономическими интересами переработчиков: с помощью жиров можно регулировать себестоимость. Но избыточное их использование не приносит пользы потребителю и вредит всему мясному рынку.
