Журнал «Агроинвестор»
«Должна произойти эволюция в отношении к сельскому труду»
В 2004 году совладелец «Юнимилка» Андрей Бесхмельницкий приехал в Воронежскую область покупать местные молзаводы, а вместо них приобрел конезавод, где в XVIII веке вывели знаменитых орловских рысаков. С него начался семейный агробизнес Бесхмельницкого, в который за три года вложено 450 млн руб. и будет инвестировано еще $20 млн. В интервью «Агроинвестору» он впервые подробно рассказывает об этом проекте. А еще Бесхмельницкий объясняет, почему ремонтировать коровники выгоднее, чем строить мегафермы.
— Ваш личный агропроект — первый опыт инвестирования в сельское хозяйство?
— Личный проект первый, но аграрный бизнес мне знаком давно. Первый раз пришлось вникать во все его тонкости в 1993 году, когда филиал «Инкомбанка», где я работал, профинансировал приобретение техники сельхозпредприятиями. Тогда, правда, мы занимались не производством, а сервисом: дочка банка, «Агроинком», президентом которой я был, кредитовала аграриев под закупку удобрений, они рассчитывались с нами зерном и семечкой, а мы сдавали эту продукцию переработчикам. Поскольку материальная база региональных сельхозпредприятий была подорвана, с 1995 года мы начали развивать свои МТС. Не хватало, например, тракторов среднего тягового класса, очень востребованных агросектором. Первый такой проект мы сделали в Лабинском районе Краснодарского края.
— Зачем банку были нужны такие проекты?
— В «Инкомбанке» отлично понимали значение сельского хозяйства в экономике и мировой торговле, хотя тогда все относились к нему как к «черной дыре». 3 июля 1996 года мы стали первым российским банком, гарантии которого подтвердил Экспортно-импортный банк США [госбанк, страховщик экспортных кредитов — «АИ»]. Заметьте, это были гарантии не на поставку металла или нефти, а техники John Deere для российских колхозов! Мы привезли тогда агромашин на $15 млн — тракторы, опрыскиватели, самоходные комбайны. Летом 1997 года я приехал посмотреть, что происходит под Лабинском. Там был фурор: наши 20 тракторов провели полевые работы на 70% площадей района, а 500 прежних машин освоили только 30%. Комбайнеры говорили, что им нравится новая техника, ворчали только, что засыпают в кабинах: там непривычно тихо и комфортно, к тому же не нужно каждые два километра выскакивать и что-нибудь подправлять. Тогда я объявил соцсоревнование — по его результатам каждую неделю лучший экипаж получал автомагнитолу. Производительность труда сразу подскочила на 15%! В том году в Лабинском районе было распахано 27 000 га из 63 000, причем когда один наш комбайн намолотил 60 000 центнеров зерна, в то время это казалось чудом. Вообще, конечно, мы были романтиками аграрного бизнеса, нам казалось, что еще немного, и все с ним будет хорошо.
— Сколько всего было вложено в проект?
— В первую МТС было вложено около $20 млн. Всего у нас их было три: одна полноценная МТС, вторая — усеченная (8 тракторов) в Красногвардейском районе Ставропольского края, а в ходе третьего проекта мы поставили технику трем сильным хозяйствам. Еще мы сделали три МТС в Белгородской области. Нам хотелось посмотреть, какой проект лучше работает.
— А как вам пришла в голову идея купить конезавод?
— В 2004 году, уже работая в «Юнимилке», я поехал в Воронежскую область и взял с собой семью. Наша компания тогда интересовалась возможностью покупки местных молочных заводов. Чтобы дочери не скучали, пока я веду переговоры, партнеры предложили свозить их на [Хреновской] конезавод, тем более что обе увлекались верховой ездой. Когда я вернулся за ними, они не захотели уезжать, так им понравилось. Пришлось оставить там дочерей на неделю. А потом я купил этот завод у акционеров-физлиц [по оценке экспертов, за $500 тыс. — «АИ»].
— Зачем?
— У агроинвестиций три типа мотиваций. Первая — бизнес для денег. Так инвестируют агрохолдинги. Вторая — для людей, живущих в городе, которым требуется большая дача — распространена в Европе. Третья — мой случай. Я не вижу ничего плохого в том, чтобы жизнь моих дочерей была связана с лошадьми, аграрным сектором. Он ведь становится все более привлекательным, там можно зарабатывать реальные деньги. Агробизнес хорош тем, что не нужно каждый день ходить в офис, можно одновременно быть и при деле, и рядом с семьей. Кроме того, это не чужие для меня места. Бабушка по папиной линии жила в Богучарах Воронежской области, потом дедушка перевез ее в его родную Белгородскую область, сейчас я в свою очередь перевез ее в Хреновское. Родители тоже жили неподалеку, в Луганске. Всю семью — и нынешнюю, и будущую — стало возможно собрать в одном месте, в некоем аналоге родового гнезда. Так что «Хреновское» - это не только, как вы говорите, проект, но и создание семейного бизнеса. Я много видел таких бизнесов во время деловых поездок в Италию, Германию, Францию.
— Чем семейный бизнес, по Вашему мнению, отличается от обычного (кроме родства владельцев)?
— Материальная сторона становится менее мотивирующей, идеалистическая усиливается. Например, появляется желание сделать село образцовым. Скажем, прошу прощения за такой земной пример, обустроить свалку мусора. Я езжу по лесу на велосипеде и вижу, что вокруг села горы бытовых отходов. Ведь еще 5-7 лет селяне не потребляли много упакованных продуктов, а сейчас, если не выделить место, выкопать котлован, провести туда дорогу, приобрести его и организовать сбор мусора по селу, чистоты не будет.
— Вы привезли топ-менеджеров из Москвы?
— Из «варягов» там работает только председатель совета директоров «Хреновского» Анатолий Кузнецов, прежде работавший со мной в «Юнимилке». Он очень врос в этот бизнес, перевез семью. Живет в 9 км от Хреновского на кордоне. Мы гордимся тем, что кроме Кузнецова остальные менеджеры местные. Появились уже и династии: например, два сына главного агронома руководят отделениями.
— До вашего прихода конезавод приносил убытки. Теперь он прибылен?
— Коневодство в принципе убыточно. Выращивание лошади до трех лет обходится в $4 тыс., а продается она за столько, сколько дадут. Хорошо, если купят за 60-70 тыс. руб. А мы еще увеличиваем затраты, занимаясь лошадьми, как положено: восстановили систему содержания, тренинга и кормления, держим на московских ипподромах три конюшни. Бега и скачки — это пока чисто имиджевый проект. Призы за победу в бегах (около 10 тыс. руб.) абсолютно не покрывают издержек. В 2007 году по коневодству у нас было 9 млн руб. убытков. Сейчас, как и раньше, завод живет за счет молочного КРС и растениеводства. Последнее в прошлом году принесло 45 млн руб. чистой прибыли, а молочный бизнес впервые вышел в ноль.
— Станут ли лошади рентабельными?
— Надеюсь, новый всплеск интереса к лошадям будет после того, как заработают ограничения на игровой бизнес (перевод казино в специализированные зоны, — прим. ред.). Есть проекты строительства ипподрома в Раменском, восстановлены ипподромы в Казани и Пятигорске. До людей надо донести мысль, что скачки и бега — более интересный и не менее азартный способ проведения времени, чем казино.
— Кому продаете лошадей?
— Часть — в конный полк милиции, часть — охотникам, часть — ценителям лошадей. Однако орловца Бересклета, чемпиона скачек на кубок Барса, одного из лучших наших коней, мы продали на аукционе за $20 тыс. Жокей-клубу. Таким образом, заложили планку цены при продаже лошадей.
— Когда вы купили первые земли?
— У конезавода было 9 тыс. га земли. Осенью 2006 года мне стало известно, что несколько фермеров в соседнем районе продают свои 5-6 тыс. га, примыкающих к нашим угодьям. Я решил купить эту землю: участки завода низинные, а фермерские суше, и там раньше начинаются сельхозработы. Влажность в принципе не мешает, но в дождливый год хорошо иметь еще и земли, расположенные повыше.
Кроме того, хотя тогда цены на зерно были далеки от уровня 2007 года и мы не считали, что люди достаточно подготовлены к работе на зарубежных агрегатах, но российской техникой хозяйство было укомплектовано хорошо. Мы просчитали, что сможем использовать имевшуюся технику сначала на новых землях, а потом и на угодьях конезавода. Плюс у нас появился большой управленческий потенциал, наши управляющие подразделениями были готовы к новым обязанностям.
— После этого скупка угодий продолжилась…
— Да. Сезон 2007 года показал, что мы неплохие менеджеры в сельском хозяйстве. Когда у всей Воронежской области было 300-350 ц/га сахарной свеклы, мы собирали по 480 ц/га. На землях, которые удобряем давно, получили 45 ц/га зерна, а на новых — больше 30 ц/га. Так мы поняли, что дальше можем расширяться почти безболезненно. К тому же акционеры близлежащих хозяйств были не против продажи своих земель. Например, нам продали хозяйство с 13 тыс. га.
— Сколько всего вложено в сельхозпроект?
— Около 450 млн руб. Частично это мои средства, но в основном — кредиты. Еще собираемся вложить примерно $20 млн.
— Как будут освоены эти средства?
— Давайте считать. Растениеводство требует инвестиций в технику, удобрения и пр. из расчета $10 млн на 10 тыс. га. Чтобы поддерживать его в наших краях, надо обязательно выращивать сахарную свеклу, а это затратно. У нас сейчас под ней 1 тыс. га. Если мы решимся вкладывать в молочную мегаферму, то нужно будет [еще] до 500 млн руб.
— Так вы решитесь на ее строительство?
— Пока думаю. Мы подготовили проектную документацию, есть два варианта. Первый — 330 млн руб. вложений — «елочка» 2х12, 600 голов без возможности расширения. Второй вариант — 323 млн руб. и 1,2 тыс. голов. Удерживают меня вот какие соображения. У структур «Юнимилка» есть под Липецком Вербиловская мегаферма на 1,3 тыс. коров. В нее вложено 460 млн руб., а надой за эти деньги — 17 т/сут. На хреновскую ферму [реконструкция — «АИ»], где сейчас 600 голов, я потратил 65 млн руб., зимой там доили 11-12 т/сут. молока. На мой взгляд, вариант в Хреновском эффективнее строительства с нуля. Когда мы пришли, там было 650 айширов, родословную которых никто не вел несколько десятилетий. Мы отбраковали около 400 голов и купили более 300 в Ленинградской области и Германии. Экономика простая: от оставшихся айширов получим 5 лактаций по 5 тыс. л вместо 7 тыс. л у заграничной коровы. Но наши животные достались почти бесплатно. А затраты на высокопродуктивный [импортный] скот окупаются тяжело, поскольку их приходится много лет амортизировать. В то же время в России 3,5-4 млн местных коров. Их и надо рассматривать как основные средства! Я склоняюсь к мнению, что строить фермы по 400 голов на основе старых эффективно. Стоят такие проекты по 160 млн руб.
— Но наш скот низкопродуктивен.
— Когда-то я работал замгендиректором, а позже — гендиректором в «Омском беконе». 5-6% потерь заключались в том, что свиноматка ломала ногу. Ее сразу отправляли на мясокомбинат как свинину IV категории, а там радостно хлопали в ладоши: какое счастье, дешевое мясо пришло! А ногу свиноматки ломали, так как ставились дешевые пластиковые решетки. И если умножить ее вес на стоимость килограмма мяса IV категории, то закупка таких решеток экономически вполне была оправдана. Но ведь свиноматка — это основное средство производства! Когда мы пересчитали, сколько она стоит, исходя из вложений в нее и прибыли, которую она может принести, оказалось, что можно ставить золотые решетки, и это будет экономически выгодно.
С молочным КРС та же история. Корова, даже самая плохонькая, которая дает 2-2,5 тыс. л/год, может быть инкубатором. Ее можно осеменить и через три-четыре поколения получить нашу, с нормальным потенциалом, корову. Это явно дешевле, чем отдавать огромные деньги Америке, Европе или еще кому-нибудь.
Точно так же мы сейчас приобретаем семена, а не отбираем свои. Покупаем не районированные гибриды, которые по закону Менделя дадут усиление только в первом поколении. И не думаем, что будет, если нам завтра семена не продадут.
— Сколько стоит западная корова?
— Наш опыт показывает, что в одну голову надо инвестировать 7-8 тыс., чтобы рассчитывать на надой 7 тыс. л/год. Но при этом до 30% привезенных коров упорно не хотят осеменяться! К тому же в «Хреновском» падеж — ноль, а у «Юнимилка» под Липецком — 160 голов из 590 ввезенных. Местные ветеринары терялись в догадках, в чем дело: они про такие болезни не слышали. Начинаются они от стресса при переезде или, например, появляются болезни копыт в новом климате. Давайте посчитаем экономику: от привезенного КРС в среднем можно получить 3 лактации (21 т молока) и 1,5 телки. Умножив 21 т на закупочную цену 12 руб./л, получим 252 тыс. руб. Нетель, полученная от коровы, стоит 120 тыс. руб. Итого животное принесет $15 тыс., а к этому надо прибавить еще и затраты на корм. И даже если мы сумеем купить 200 тыс. голов эффективного поголовья, в год они дадут нам плюсом 1,4 млн т молока. Это не выход: России нужно 20-22 млн т товарного молока, а есть только 15 т.
— То есть вы противник мегаферм с импортным КРС?
— Я за многоукладность. Интенсифицируя сельское хозяйство, мы больше платим металлургам, производителям цемента, оборудования и меньше — живущим на селе. Это, к слову, 19 млн человек, а учитывая города, поддерживающие сельский уклад, все 40-50 млн. К тому же, чтобы от новых технологий была отдача, должна произойти эволюция в отношении к труду. Люди пока не умеют работать в санитарных условиях с хорошей техникой и оборудованием. У нас был случай: скоту давали сено, оказавшееся прелым. Оказалось, что тракторист брал его не там, где ему велели, а откуда легче везти. И таких случаев масса.
— Кому вы продаете молоко?
— Себе же, то есть «Юнимилку», примерно по 10 руб./л без учета НДС.
— Свое молочное производство помогает в общении с поставщиками «Юнимилка»?
— Очень. Это позволяет точнее понимать, как образуется себестоимость молока. Инфляция по молоку за прошлый год составила 45%, она на 10-15% снизила покупательскую способность и объем рынка, который пока не восстанавливается. Средние и мелкие молочные предприятия-переработчики, которые занимают 65% рынка, не могут выживать при цене выше 12 руб.: рынок «не ест» их продукцию. Переработчики же — просто трансляторы того, что хочет рынок! А он готов платить за сырое молоко не больше 12 руб./л. Кроме того, мы на примере моего предприятия знаем, что сельское хозяйство при хорошем менеджменте может быть рентабельным. Себестоимость пшеницы составляет 3 руб./кг при цене 7-8 руб./кг, подсолнечника — 3 руб./кг, а стоит он 12-15 руб./кг. В прошлом году обработать гектар под зерновые стоило 12-15 тыс. руб. При урожае 30-40 ц/га мы заработали 60-70% прибыли.
— Вы говорите, что сахарная свекла затратна. Ее посевы в Воронежской области снижаются. Вы тоже будете уменьшать их?
— Нет. Два-три года назад свекла давала отличные результаты, ее рентабельность была 25-40%. В 2007-м же мы получили всего 13%. Когда у свеклы была высокая доходность, на зерне зарабатывали немного, теперь же все наоборот. Но оптимальных агрокультур не бывает. Знаете, в птицеводстве есть понятие «вмененный ассортимент». То есть хорошо бы выращивать птицу с шестью ногами, четырьмя грудками и без головы, но таких птиц, увы, не существует: откармиваются те, что есть. Так же в сельском хозяйстве мы имеем вмененный севооборот, которого должны придерживаться.
— В Воронежской области из восьми крупнейших сахарных заводов семь принадлежат Игорю Худокормову, с которым Вас связывают дружеские отношения. У Вас с ним долгосрочный контракт и какие-то особые условия?
— Нет, такого контракта нет. Как и особых условий: Игорь, как и остальные, зависит от мирового рынка. Если сахар стоит на мировом рынке 13 руб./кг, он не даст мне больше 1,2 тыс. руб. за тонну свеклы.
— Каким вы хотите видеть свой бизнес лет через пять?
— 30-40 тыс. га земли, не больше. Иначе начнется бизнес ради денег. Специализация останется — зерновые плюс технические агрокультуры. Дойное стадо — до 5 тыс. за счет реконструкции имеющихся ферм. Одну беспривязную мегаферму, наверное, все же построим, хотя окупаются такие проекты сейчас до 15 лет.
В планировании на будущее я исхожу из того, что нравится мне, а что — моей семье. И считаю, что эти инвестиции даром не пропадут. Мы пока новички в агробизнесе, а в нем может быть большое количество ответвлений. Так, я задумался над разведением овец. А потом выяснил, что в этих краях действительно была кошара, овцы «выстригали» все балки. А потом этот бизнес был разрушен, поголовье вырезали, а восстановить его стоит: пропадают тысячи гектаров, которые не выкосишь. Интересно и козоводство. Стоят козы дешево, молока, правда, дают мало, но зато оно полезное и дорогое.
— Не задумывались над разведением рыбы?
— Прорабатывал этот вопрос. Но разводить ее трудно, на наших землях система овражно-балочных прудов, перепад глубин слишком велик. Разводим ее только для себя, как великосветские помещики. У нас есть сад, присоединенный вместе с развалившимся плодовым колхозом. Но там пока 200 га из 345 га можно сдавать в аренду для съемки фильмов вроде «Саша и Маша в мертвом лесу». Сейчас вырубили половину деревьев и высадили новые. Есть 40 га малинников, это направление тоже будем развивать. Думаю о пасеке, а пока скупаю у окрестных пчеловодов мед и дарю его сотрудникам на праздники вместе с собственной ягодой. И обязательно сделаем в с. Хреновом торговый центр: там 12 тыс. жителей и ни одного хорошего магазина!
«Хреновское»
Агрохолдинг в Воронежской обл. Создан на основе Хреновского конезавода. Специализируется на выведении орловский рысаков и арабских лошадей. Земельный банк — 30 тыс. га. Владелец — Андрей Бесхмельницкий.
