— Один из трендов уходящего года — ускорение инфляции, в том числе продовольственной. Что способствует росту цен?
— Я бы выделил пять основных причин подорожания сельхозпродукции. Первая — погодные условия, несколько сократившие сбор таких агрокультур, как подсолнечник или, например, гречиха. Влияние данного фактора в текущем сезоне крайне незначительно. Вторая — изменение курса евро и доллара к рублю, то есть девальвация, которая в ситуации сильной импортозависимости нашего рынка является основным риском и вызовом.
При этом ослабление курса национальной валюты оказывает не только прямое воздействие на цены зарубежных продуктов, но и повышает себестоимость почти всех агрокультур и продовольствия через повышение цены на импортные семена, средства защиты растений, технику, комплектующие, оборудование.
Третья причина — специальные экономические меры, или запрет на ввоз [сельхоз- и продовольственной] продукции из ряда стран на территорию России. Перестройка товаропроводящих потоков, переход на товары из менее логистически доступных стран и временное отсутствие продуктов той или иной категории добавили процентов к продовольственной инфляции.
Четвертый фактор — недостаточная конкуренция в ряде секторов. Это типичная российская особенность. Приведу пример. Птицеводство в последние несколько лет является очень конкурентным сектором. Нет ни одного игрока, занимающего более 5% рынка. Объем производства практически достиг уровня внутреннего потребления. Есть также внятные ориентиры стоимости продукции — мировые цены на птицу.
Производителям, естественно, приходится трудно, особенно когда цена идет вниз из-за перепроизводства, но потребитель однозначно выигрывает. Напомню, что до последних событий цены на мясо птицы не росли три года. Но есть у нас и обратные примеры, когда консолидация отрасли настолько повлияла на рыночную силу игроков, что они сейчас имеют возможность диктовать цены.
Пятый фактор — психологический, тоже влияющий на бизнес. Это слухи о возможном дефиците того или иного продукта, в которые верит население. В результате потребитель создает ажиотажный спрос на товар. Так с ноября происходило с гречкой. Появились слухи о неурожае на Алтае, информация об этом прошла в СМИ, ее растиражировали, и потребители начали запасаться впрок.
Меня засыпали фотографиями из магазинов, где полка с гречкой пуста, только мелким слоем лежит крупа из разорвавшегося пакета. Но дефицита в рамках годового потребления нет! Если учесть заявление Минсельхоза о валовом сборе в 800 тыс. т, то мы почти закрываем внутреннюю потребность. Для сравнения — урожай прошлого года, считающийся хорошим, составлял немногим больше — 829 тыс. т, а в неудачном 2010/11 сельхозгоду валовый сбор гречихи был всего 330 тыс. т. Вот тогда рынок был действительно дефицитным.
А сейчас если дефицит и будет, то незначительный — максимум 40-50 тыс. т крупы. Более того, Росрезерв обещает в январе продать значительный объем гречки. Но как только аграрии узнали про неурожай у других сельхозпроизводителей, они прекратили продажи или стали просить за товар вдвое дороже. Переработчики, у которых в ожидании нового сбора гречихи остатки сырья минимальны, сократили поставки или подняли цены пропорционально удорожанию входящего сырья, чтобы не генерировать убытки.
— А какой из этих факторов определяющий?
— Скажу так: основной проблемой является все еще сохраняющаяся выраженная зависимость от импорта многих агротоваров. Последние события — серия санкций против России и ответные шаги с нашей стороны — как лакмусовая бумажка выявили слабые места внутреннего рынка. Они довольно подробно обсуждались в конце августа на курском совещании по сельскому хозяйству, которое провел премьер Дмитрий Медведев, после чего начали формулироваться поправки в действующую госпрограмму. Например, мы зависимы от импорта овощей открытого и закрытого грунта, поэтому в обновленной программе есть меры по мелиорации и максимальному стимулированию развития теплиц. Сегодня мощность овощехранилищ в России — около 7,3 млн т. Но в идеале эта цифра должна быть минимум в 2,5 раза выше. Если все будет реализовано в заложенных объемах, то Россия сможет стать независимой от импорта овощей к 2020 году.
— Считаете, это возможно?
— Вполне. Вспомним, что еще недавно овощей не хватало даже для переработки. Производители консервов или везли сырье из-за рубежа, или просто закупали болгарские, венгерские, индийские, украинские консервированные овощи! Сейчас об этом никто не вспоминает. Исключение — производства, требующие огромных объемов сырья: такие как изготовление соковых концентратов или томатной пасты.
— В других сферах, на ваш взгляд, тоже можно за шесть лет приблизиться к продовольственной независимости?
— Если говорить о продуктах питания, входящих в базовую потребительскую корзину, то однозначно можно. И кое-где успехи по импортозамещению уже налицо. Допустим, доля российского мяса птицы в общей структуре потребления составляет 87%.
Однако нужно глубже рассматривать зависимость от импорта. Что если завтра прекратится ввоз инкубационного яйца? В этом случае где-то через 12 дней мы не сможем продолжать воспроизводство птицы. Не завезем из Голландии семена — в следующем сезоне не будет значительной части своих овощей. Но меры для решения этих проблем — помощь отечественной генетике и селекции — также записаны в госпрограмме. Например, планируется выделение дополнительных бюджетных средств на развитие племенного дела, селекции и семеноводства — в общей сложности 41,4 млрд руб. за 2015-2020 годы, из которых 4,3 млрд руб. участники рынка получат в следующем году.
— В большинстве ситуаций, которые вы описываете, бенефициарами роста цен получаются сельхозпроизводители.
— Сейчас для аграриев, при прочих равных, действительно неплохая конъюнктура. Возьмем девальвацию. В этом году меньший, чем в прошлом, но неплохой урожай масличных. Из-за изменения курсов валют резко выросла привлекательность экспорта этих агрокультур. Понятно, что на внутреннем рынке сельхозпроизводители теперь не готовы продавать маслосемена дешевле, чем на экспорт.
Вообще лучшая операционная среда для любого бизнеса — локальные рынки с так называемым экспортно-импортным клапаном. Вырастили недостаточный урожай — часть объема можно ввезти, вырастили слишком много — продать излишек на международном рынке. В последние годы так существует отечественное производство круглого риса.
Российская продукция до прошлого года была вполне конкурентоспособна, больше того — благодаря сокращению поставок из Египта она стала основным конкурентом риса из США на рынках Ближнего Востока. Потенциально у американского риса можно выигрывать за счет логистики. Однако рост себестоимости отечественного риса (а только стоимость воды выросла за последние шесть лет в пять раз), а также активная работа азиатских стран по выращиванию аналогов круглозерных сортов могут помешать активному развитию отрасли. Несмотря на то, что за последние 5-7 лет она по своей технологичности догнала, а где-то даже перегнала европейских и американских рисоводов.
— Выигрывают ли от продовольственной инфляции переработчики?
— Они могут стать бенефициарами, только обладая эксклюзивным ресурсом. Короткий промежуток времени такая картина складывалась в рисовой отрасли: перерабатывающих заводов было мало, а экспорт — слабо развит. Аграриям не оставалось ничего другого, кроме как везти сырье на элеваторы, консолидированные в структуре одной группы компаний. Но эта ситуация тоже уже в прошлом.
— Часто в сверхприбылях обвиняют ритейлеров.
— Ритейл всегда получает нормированную рентабельность. Этот бизнес построен достаточно просто — какой бы ни была цена, сделать стандартную наценку и продать товар. Да, маржа ритейлеров в России, так скажем, не самая низкая. Хотя и издержки ведения бизнеса у них высокие — не только из-за несовершенства технологий и потерь, но и из-за общей дороговизны ведения бизнеса и административных барьеров.
Но вместе с тем сети не заинтересованы в безграничном повышении своей маржи, так как этот сектор высококонкурентен и рост цен сразу же снизит покупательский трафик. Покупателю важно понимать, доступные в магазине цены или нет. Он ориентируется по товарам первой необходимости. Больше всего ритейлер опасается, что у него эти товары станут дороже, чем в другом магазине.
Ведь увеличение маржинальности бизнеса за счет снижения цен поставки, то есть давления на поставщика, также имеет границы: сначала поставщик начинает снижать качество, что уже отпугивает покупателей, а затем просто уходит из бизнеса, и ему на замену приходит более крупный и точно менее сговорчивый производитель.
— Кстати, ФАС, которая всегда активизируется при инфляции потребительских товаров, обычно задает первые вопросы именно торговым сетям…
— …но выводы делает тем не менее и в отношении участников других рынков. Сейчас идут проверки, в том числе у членов нашего союза — производителей и переработчиков свинины и мяса птицы. А вот причины удорожания гречки ФАС начала выяснять как раз с ритейла. Но торговые сети были в аналогичной ситуации в 2010 году, и теперь хорошо подготовлены — они представили документальные подтверждения, что отпускные цены выросли у переработчиков.
Их ФАС тоже проверила и поняла: проблема в аграриях. В ноябре, как вы помните, ведомство уже выясняло, почему они почти одновременно подняли цену не только на гречку, но и на яйцо и птицу.
В Руспродсоюз входят все перечисленные вами игроки — производители, переработка, поставщики, ритейл. Как удается примирять взаимоисключающие интересы — производителей и переработчиков той же гречихи?
— С помощью мягкой силы. Компания хочет продать товар дорого? Это ее право. Мы не можем настаивать на обратном, но даем аналитику. Доказываем: во-первых, цены на гречку скоро пойдут вниз, особенно после товарных интервенций Росрезерва. Будут и локальные снижения цены из-за того, что люди запаслись впрок.
Я помню, как после «соляного кризиса» 2007 года люди пару лет покупали мало соли, используя старые запасы. Во-вторых, предупреждаем, что к компании может наведаться ФАС. Естественно, своих членов мы будем защищать в любом случае. Но когда служба запрашивает нас, на каком этапе выросли цены на гречку, мы честно отвечаем — на этапе продаж сельхозпроизводителями.
— Предлагаете ли компромиссы?
— Конечно. Например, стараемся помочь сторонам договориться о продаже по частям. Предположим, на этой неделе аграрий продает переработчику партию сырья не по 50 руб./кг., а по 25 руб./кг. Но по большей части у членов союза нет конфликтов, которые они хотели бы решать на его площадке. Намного больше востребованы другие функции союза, направленные на решение общих задач. Это профессиональный лоббизм, обучение (когда мы привлекаем экспертизу и даем доступ к ней всем членам союза) и общение: люди встречаются, знакомятся, обмениваются информацией.
Намного чаще, чем в Руспродсоюзе, функцию третейского судьи лично мне приходится выполнять на комиссии по применению Кодекса добросовестных практик (КДП) взаимоотношений поставщиков и ритейлеров, одним из инициаторов принятия которого был Руспродсоюз. Например, мы договорились о добровольной максимальной планке штрафов за недопоставку товара в сеть.
Раньше они достигали 100%, сейчас — не более 15%. Разъяснили условия производства продукции private label. Такие продукты — заказы рилейлера, и производители не должны нести риски из-за того, например, что спрос неправильно им просчитан, утвержденная рецептура или упаковка продукта не привлекли покупателя или товар не успевают продать до истечения срока годности. О неисполнении решений комиссии мы публично информируем рынок и госрегуляторов.
— И это работает?
— Разумеется, тем более что многие ритейлеры — публичные компании. Общественное порицание, создание негативного паблисити могут отразиться на курсе их акций и капитализации. К тому же все мы понимаем, и госрегуляторы нам постоянно напоминают, что если не договариваться в рамках саморегулирования, то будет ужесточаться законодательство. Маятник между госрегулированием и саморегулированием отрасли качается во всем мире в обе стороны. В Великобритании, например, парламент предоставил омбудсмену по контролю за их КДП право налагать оборотные штрафы за неисполнение своих решений.
— Что сейчас лоббирует союз в сфере сельского хозяйства?
— Долгое время мы говорим о необходимости развивать генетику и селекцию. Сейчас то и другое включено в госпрограмму. Другое важное для аграриев направление — развитие инфраструктуры, в частности, оптово-логистических центров (ОРЦ). То, что мы называем «польским чудом» — становление Польши в качестве крупнейшего экспортера растительной сельхозпродукции в Европе, — во многом основано на таких центрах: в каждом воеводстве построили по ОРЦ, хранящему, калибрующему и готовящему к продаже плоды и овощи. Без этих мощностей значительная часть урожаев не сможет сохраниться либо не потерять в качестве.
Новая стратегия развития торговли Минпромторга делает акцент как раз на многоканальности и многоформатности. У производителя должно быть много альтернатив для дистрибуции. Губернаторов будут ориентировать на развитие не только крупных сетей, но и магазинов у дома, в том числе несетевых, плюс рынков выходного дня. А где всем им брать сельхозпродукцию? Только в ОРЦ.
Однако очень важно правильно распределить ОРЦ по стране, а не строить их бездумно и равномерно во всех регионах. Сейчас стратегию их размещения разрабатывают и Минсельхоз, и даже «Сколково».
Не менее важно не останавливаться в развитии ОРЦ, а оснащать их хотя бы минимальной переработкой — сушкой, быстрой заморозкой… Вот, например, мы сетуем на дефицит внутреннего производства томата или огурца, но большие объемы того и другого сейчас выбрасывают: вырастить умеем, а хранить — не всегда. Еще, имея ОРЦ, можно качественное, но утратившее товарный вид сырье отправлять на переработку.
Если мы сохраним собранное и частично переработаем, то вырастет главный для агрария показатель — выручка с гектара.
Наконец, Руспродсоюзу близка тема мелиорации. У нас состоит немало овощеводов, и многое в госпрограмме написано о ней не без нашего участия.
— Как, по вашему мнению, нужно выбирать регионы для мелиорации?
— Это, прежде всего, регионы, где при СССР были мелиоративные системы, но сейчас они разрушены. Их нужно восстановить. Также это территории с климатом и землей, благоприятствующими выращиванию агрокультур, но не имеющие достаточно естественной влаги, нехватку которой можно компенсировать строительством новых мелиоративных систем.
— Какие риски и угрозы агробизнесу вы видите в 2015 году?
— Во-первых, риск невыполнения агрогоспрограм-мы. Напомню, в 2014 году серьезнейшим риском для многих сельхозотраслей стали долги по госсубсидиям. К этому нужно добавить сокращение доступности банковского кредитования, увеличение требований к залогам, повышение ставок. Отчасти успокаивает, что банки в поддержке отраслей часто ориентируются на государство. Они читают госпрограммы и охотнее кредитуют поддерживаемые правительством отрасли.
Из-за девальвации пересматриваются многие бизнес-планы. К сожалению, у нас огромная зависимость от импортного оборудования. Почти нет отечественного оборудования для теплиц, пищевого производства. Продолжится спад потребительской активности: как сообщают ритейлеры, покупки сейчас делаются чаще, но средний чек уменьшается, как и суммарные траты покупателей.
