Россия за гранью рецессии

Легион-Медиа

В 2015 году экономика упадет на 3-6,5%. На АПК это тоже повлияет — он как минимум не вырастет

ВВП России снизится — это подтверждают даже правительственные прогнозы. Оценки перспектив агроотрасли неоднозначны, но предполагаемых ранее 3% рос­та точно не будет. Есть все предпосылки не удержаться в плюсе, особенно если урожай не достигнет 100 млн т.

В 2015 году ВВП страны снизится примерно на 3%, предполагает Минэкономразвития в прогнозе социально-экономического развития, обновленном в феврале. Хотя еще в декабре ведомство критиковали за нагнетание ситуации после оценки возможного падения экономики на 0,8%.

Сейчас тот прогноз выглядит очень оптимистичным, хотя и обновленные цифры МЭР во многом расходятся с оценками экономических институтов и организаций. Например, Институт экономической политики (ИЭП) имени Егора Гайдара в марте говорил о возможном падении экономики на 6,8%, правда, вскоре улучшил прогноз до минус 6,4% (здесь и далее цифры на март). Близкая оценка у «Центра развития»

Высшей школы экономики (ВШЭ) — 6,5%. Центр макроэкономического анализа и краткосрочного прог­нозирования (ЦМАКП) предполагает, что ВВП снизится на 5,6%, Институт стратегического анализа ФБК Grant Thornton говорит о минус 4%. «Мое мнение — рецессия не будет длительной и с третьего-четвертого квартала возобновится экономический рост», — заявил в начале марта глава МЭР Алексей Улюкаев. В 2016—2018 годы экономика будет прибавлять в среднем по 2,5-3%, надеется он.

Глубина падения

«Вдумайтесь: аналитики не просто расходятся в экономических прогнозах, но расходятся кардинально. И это не становится предметом детального обсуждения, не сверяются методики оценок, — обращает внимание заместитель заведующего лабораторией экономико-социологических исследований ВШЭ Светлана Барсукова. — Институт Гайдара, МЭР, министр экономики — это ключевые игроки в пространстве экспертных оценок, но никому не будут предъявлены претензии, что прогноз не сбылся».

Поэтому оценки дрейфуют в сторону политической ангажированности и роли в общественном дискурсе: «гайдаровцы» критикуют, МЭР успокаивает, а министр обнадеживает, добавляет она.

МЭР считает, что ключевыми факторами, влияющими на динамику ВВП в этом году, станут сокращение экспортной выручки и закрытие мировых рынков капитала, что приведет к снижению реальных располагаемых доходов населения на 6,3%, последующему падению потребительского спроса и инвес­тиционной активности. Из прогноза Института Гайдара следует, что главным ограничением роста станет дальнейшее снижение инвестиций в основной капитал почти на 19%.

По словам руководителя научного направления «Макроэкономика и финансы» ИЭП Сергея Дробышевского, это затруднит процессы модернизации в российской экономике и затянет процесс ее адаптации к новым условиям.

Также повлияет удорожание импорта из-за девальвации рубля, что спровоцирует снижение покупательной способности населения. Кроме того, многие отрасли промышленности достаточно сильно зависят от поставок зарубежного сырья и комплектующих, а соответственно, падение курса национальной валюты не всегда может эффективно способствовать запуску процессов замещения импорта, отмечает эксперт.

Огромная доля средств производства и оборудования, которые используют отечественные компании, — зарубежные, поэтому говорить о каких-либо инвестиционных программах, развитии или модернизации в условиях двукратного удорожания импорта не приходится, соглашается вице-президент инвесткомпании «Атон» Иван Николаев. Это значит, что операционная эффективность во всех бизнесах будет страдать. «Поэтому рассчитывать, что экономика упадет на 3%, очень оптимистично. Если снижение составит 6% в реальном выражении, то это уже будет победа», — оценивает он.

Как правило, все прогнозы МЭР оптимистичнее реальности, обращает внимание аналитик IFC Markets Дмитрий Лукашов. «Ведомство отвечает за экономическое развитие России, что подразумевает рост ВВП, в свою очередь, Институт Гайдара, на мой взгляд, гораздо более консервативная организация, он сотрудничает с политико-аналитичес­кими цент­рами США и других стран, — сравнивает он. — По­этому я полагаю, что истина может быть где-то посередине».

В прошлом году, несмотря на обвал рубля и снижение мировых цен на нефть, ВВП прибавил 0,6%, сейчас рубль и нефть пока выглядят весьма стабильными, хотя и находятся на гораздо более низких уровнях, говорил Лукашов в марте. Учитывая эти факторы, а также экстремально высокий уровень ставки ЦБ, он ожидает падения российской экономики примерно на 4%.

Аналитик инвестхолдинга «Финам» Тимур Нигматуллин предлагает ориентироваться на недавний базовый прогноз ЦБ, который достаточно консервативен и сделан исходя из стоимости нефти $50-55/баррель: ожидается, что экономика потеряет 3,5-4%. Правда, у регулятора есть и рисковый сценарий, предполагающий сокращение ВВП на 5,3-5,8% при среднегодовой цене нефти $40/баррель. Широкий диапазон чисел в разных прогнозах Нигматуллин объясняет высокой погрешностью расчетов из-за достаточно напряженной геополитической обстановки и волатильности нефтяных котировок.

Замначальника Центра экономического прогнозирования Газпромбанка Дарья Снитко считает, что экономика в 2015 году может снизиться на 2,5-4%. «Стоит подчеркнуть, что динамика ВВП и производства, в том числе сельскохозяйственного, в 2015-м вовсе не идентичны, — обращает внимание она. — Замедление экономики во многом связано с потребительским спросом, на который в этом году воздействует высокая инфляция».

В середине марта Улюкаев говорил, что ряд факторов, вызывающих снижение ВВП в этом году, в том числе высокая инфляция, «носит ограниченный по времени характер». Стабилизация валютного курса, которая наметилась в феврале, создает предпосылки для уменьшения инфляции с третьего квартала — это действительно будет фактором выхода из рецессии, добавляет Снитко.

У нас ожидается фактически обрушение экономики, поэтому хорошо, если в конце года она перей­дет от прогнозируемого спада в рецессию, не соглашается Лукашов. «Это будет означать начало восстановления.

Сейчас же российская экономика, скорее всего, сразу обвалится и пропустит стадию рецессии», — считает он. Подъема не произойдет, потому что ни в одной области экономики не было принято никаких структурных решений, акцентирует Барсукова. «Все ушло в декларацию о намерениях. Президент занят внешней политикой, а кабинет министров имитирует кипучую деятельность ради сохранения портфелей», — категорична она.

Николаев надеется, что рецессия будет длительной: если кризис быстро заканчивается, то у нас прекращается системная работа над ошибками. «Конечно, с одной стороны, хорошо, когда нет долгих периодов падения доходов, схлопывания рынков и маржи, но нужно понимать, что в России катастрофически низкая эффективность и производительность труда и с этим нужно что-то делать, — поясняет он. — Кризис мотивирует заниматься оптимизацией, поэтому есть надежда, что если он продлится не год, то в итоге приведет к развитию и диверсификации экономики».

ЦБ рассчитывает, что экономика начнет восстанавливаться в 2017 году, причем темп роста превысит 6%. Дно экономического спада, по оценке регулятора, придется на первый квартал 2016 года.

Инфляция съест доходы

Минэкономразвития рассчитывает, что инфляция на конец года составит 12,2%, а в среднем за год она будет на уровне 15,8%. ЦБ в рисковом сценарии говорит о 17-19%, но, по словам его главы Эльвиры Набиуллиной, более вероятен базовый прогноз — 12-14%. Снизив в середине марта ключевую ставку до 14%, ЦБ руководствовался целью уменьшить инфляцию до 4% в 2017 году, поясняла она.

Продовольствие за год подорожает в среднем на 20,9%, следует из прогноза МЭР, в декабре 2015-го цены будут на 14,7-15,1% выше уровня прошлого года. Инфляционные ожидания экспертного сообщества преимущественно пессимистичнее: больше всего — 18% — прогнозирует ФБК. По расчетам Института Гайдара за 2014-2016 годы цены поднимутся на 43,5%, что превышает их совокупный рост в предыдущие пять лет.

Лукашов уверен, что официальный прогноз по инфляции занижен: на фоне 60-70% импорта в потребительской корзине и двукратного ослабления рубля к доллару возможен рост цен на 20% и выше.

Николаев говорит, что более вероятна инфляция в 25%. «Если девальвация — 50%, а производственные издержки увеличатся на 50-70%, потому что нечем заменить импортные средства производства и оборудование, то предприятиям придется поднимать цены, иначе они разорятся, — поясняет он. — Если себестоимость увеличится на 50%, а цены — на 25%, то еще можно как-то существовать, сократив рентабельность».

Прогнозируемая Минэкономразвития динамика потребительских цен выглядит реалистичной, не соглашается Нигматуллин, добавляя, что после сбора урожая-2015 мы точно увидим продовольственную дефляцию. Одновременно сойдет на нет девальвационный ценовой шок, тем более что с максимумов декабря 2014-го евро ослаб по отношению к рублю на 35%, а доллар — почти на 24%, сравнивал он в середине марта. «Возможно, осенью даже будет дефляция на один-два месяца и по общему индексу потребительских цен, как это было в 2011 году», — оптимистичен аналитик.

Рублевые цены на продовольствие растут, но это никак не связано с предложением, лишь с курсом рубля и интересом компаний поставлять продукцию на экспорт, говорит Дарья Снитко. «Продовольственная инфляция действительно прогнозируется высокой, поскольку из всех потребительских рынков продовольственный наименее эластичен — рост цен исторически всегда превосходит снижение потреб­ления», — комментирует она.

Реальные денежные доходы населения продолжат уменьшаться. Институт Гайдара ожидает минус 8,1% и 2,8% в этом и следующем году. МЭР прогнозирует падение реальной заработной платы на 9,6%, располагаемых доходов — на 6,3%, но, по словам Улюкаева, уже в следующем году они начнут повышаться.

Доходы населения зависят от инфляции и валютного курса и начнут расти после их стабилизации, соглашается Лукашов. «Россия жила при более-менее устойчивой инфляции и курсе доллара с 2000-го по 2014 год, за это время они увеличились примерно в девять раз, — подсчитывает он. — Хотя во многом это произошло за счет роста мировых цен на нефть в 5,5 раза и увеличения на 60% ее добычи в России».

Однако и сейчас можно рассчитывать на небольшую прибавку, хотя сначала будет обвал, так как вряд ли кому-то полностью проиндексируют рублевую заработную плату, оговаривает аналитик. Поскольку экономика очень инерционна, номинальные доходы не могут резко возрасти, солидарен Нигматуллин. Тем не менее девальвационный инфляционный шок был достаточно скоротечным — уже в марте инфляция стала тормозить и в пересчете на годовые темпы составляла около 12,5%, и при дальнейшем ее спаде доходы закономерно пойдут вверх, рассуждает он.

Реально они будут увеличиваться в случае роста экономики, а это может случиться по двум причинам: благодаря структурным реформам или повышению цен на нефть, считает Барсукова. «Реформами заниматься не хотят: нет ресурсов, нет мотивации на долгосрочное планирование. Сейчас экономикой не управляют, а мониторят ее состояние, периодически реагируя на резкие провалы.

Поэтому остается уповать на нефть», — констатирует она. Однако, поскольку не решены системные проблемы, нас не спасут даже $150/баррель, уверен Николаев. «Можно надеяться, что нефть снова подорожает, но что дальше? Если сегодня аграрий не может купить нормальное российское оборудование, которое не сломается, и ему приходится брать подорожавшее импортное, то о каком дальнейшем развитии может идти речь?» — задается вопросами он.

Время простых решений ушло: дальнейшее развитие экономики, в том числе сельского хозяйства, будет зависеть от того, начнем ли мы сами делать необходимые средства производства, решим ли системные проблемы, в частности, с коррупцией. Конечно, для реформ нужно время, но если этого не сделать, то не стоит ждать никакого улучшения показателей, резюмирует Николаев.

Как изменится спрос

Падение реальных доходов населения влияет на потребительский спрос. В 2015 году расходы на потребление домашних хозяйств сократятся на 7,2% против их роста на 2,1% в 2014-м. Оборот торговли продовольственными товарами снизится на 5,9%, оценивает Минэкономразвития.

Продовольственный рынок станет меньше, но вряд ли это серьезно повлияет на агросектор, думает Николаев. «Сейчас люди потребляют примерно такой же объем калорий, как при поздней советской власти, и рацион скорее сместится в сторону более дешевых продуктов, чем уменьшения калорийности питания, поэтому маржа у производителей упадет», — предполагает он.

Дарья Снитко тоже считает, что произойдет переориентация на более доступное продовольствие. Продукты питания в основном относятся к товарам первоочередной необходимости, поэтому за некоторым исключением объем их потребления или качество нельзя существенно снизить, солидарен Нигматуллин. «Однако это не отменяет того, что потребители будут больше экономить, покупая товары с минимальной наценкой», — считает он.

Реакция на снижение доходов будет дифференцированной по группам населения: средние слои сместятся в сектор более дешевых товаров, а бедные сократят потребление приобретаемого продовольствия и компенсируют это возрождением архаической модели ведения личного подсобного хозяйства, думает Барсукова. «Уже сейчас в низкодоходных группах более половины потребительских расходов связано с продуктами питания.

Остаются деньги на оплату услуг ЖКХ и самое необходимое, — комментирует эксперт. — Это означает, что при росте цен малообеспеченные слои населения не смогут перераспределить бюджет в пользу продовольствия, они и так все “проедают”. У них возможно абсолютное сокращение потребления».

Дифференциация адаптационных стратегий произойдет и в разрезе регионов, продолжает Барсукова. Там, где у населения сформировался практически европейский тип потребления (Москва, Санкт-Петербург, Тюменская область, Ханты-Мансийский округ) с долей импортного продовольствия около 60%, изменится структура потребления. А в бедных регионах переориентация на более дешевые товары будет сопровождаться переходом к натуральному хозяйству.

Компания «Богородицкий альянс» (Тульская область, входит в группу компаний «Малино») в середине марта отмечала снижение спроса на продовольственный картофель по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. В среднем он упал на 8-10%.

Спрос на семенной картофель не изменился. «При этом, несмотря на то что мы работаем в b2b-секторе, увеличилось число запросов на покупку семенного материала со стороны физических лиц — жителей области и соседних регионов», — рассказывает гендиректор предприятия Николай Лаврентьев. Люди стремятся обеспечить себя продуктами самостоятельно, возвращаясь к частному выращиванию, подтверждает он слова Барсуковой.

Директор AVG Capital Partners Сергей Королев говорит, что компании фонда (в частности, он инвестирует в тепличный проект «Фабрика овощей» и выращивание овощей открытого грунта в Белгородской области) не заметили снижения спроса. «В основном люди отказываются от более дорогих продуктов питания. Картофель, морковь, капуста, свекла — одни из самых доступных в потребительской корзине, их невозможно исключить из рациона», — поясняет Королев.

Тепличные овощи дороже, поэтому здесь есть определенное сокращение спроса, но в секторе уже начинает развиваться конкурентная борьба, и современным эффективным комплексам проще в ней выигрывать, поскольку их продукция дешевле и качественнее. При дальнейшем сокращении спроса цены, очевидно, станут снижаться.

Пока компания не закладывает в бизнес-план рост потребления овощей, рассчитывая, что оно останется на уровне 2014 года, тем не менее их производство планируется наращивать. По итогам 2014-го «Фабрика овощей» произвела 13,6 тыс. т огурцов, томатов, салата и зелени. К осени-зиме компания выйдет на объем около 20 тыс. т/год.

«Башкирская мясная компания» (тоже часть AVG) в этом году запустит вторую очередь свинокомп­лекса, это позволит ей увеличить производство
с 15 тыс. т до примерно 40 тыс. т, продолжает Королев. «Из-за распространения АЧС и ухода с рынка ЛПХ, объемы которых замещают индустриальные предприятия, в целом баланс спроса и предложения на рынке свинины сохранится», — считает он.

В ближайшем будущем роста платежеспособного спроса населения ждать не приходится, говорит директор по качеству группы «Продо» Ризван Джанарсланов, поэтому стратегия компании связана с повышением эффективности работы, расширением присутствия и сохранения качества продукции. «При снижении спроса обостряется конкуренция во всех сегментах, — подчеркивает он. — Не секрет, что в непростые времена многие производители стремятся всеми способами снизить себестоимость продукции, в том числе меняя рецептуру, переходя на более дешевые составляющие».

Однако Джанарсланов уверен, что неизменное качество станет плюсом в борьбе за покупателя как в премиальном, так и демократичном сегменте: это позволит сохранить и даже расширить продажи.

АПК вряд ли прибавит

Минэкономразвития прогнозирует, что сельское хозяйство в этом году сохранит положительную динамику и прибавит 1,1% в основном за счет животноводства, которое увеличится на 1,9%. В сентяб­ре прошлого года ведомство оптимистичнее оценивало перспективы агросектора, рассчитывая на
2,7-3,1%.

Министр сельского хозяйства Николай Федоров в конце прошлого года говорил, что отрасль может упасть наравне с другими секторами на 4%. В феврале он сообщил, что индекс роста по итогам года составит 100% к 2014-му, причем производство животноводческой продукции прибавит 1,8%. При этом и МЭР, и Минсельхоз рассчитывают, что урожай зерна будет на уровне 100 млн т. В середине марта агроведомство сообщало, что может даже улучшить прогноз по сбору благодаря тому, что на юге более 400 тыс. га озимых вернулось в хорошее состояние, — это добавит около 2 млн т.

Динамика сельского хозяйства почти в равной степени зависит от животноводства и растениеводства. Выпуск животноводческой продукции в прошлом году, согласно Росстату, увеличился на 2,1% за счет ввода в строй проектов, запланированных до 2012-го. В 2015-м этого роста почти не будет, полагает Дарья Снитко. «Думаю, животноводство прибавит около 1-1,5%.

Соответственно, для реализации прог­ноза по росту индекса сельхозпроизводства в 1,1% растениеводство тоже должно увеличиться минимум на 1%», — подсчитывает она. Основной вклад в продукцию растениеводства вносит зерновой комплекс. Если урожай будет около 100 млн т, то производство зерна окажется примерно на 3% меньше, чем в прошлом году. Так что прогнозы роста сельского хозяйства в целом слишком радужны, резюмирует эксперт.

«По нашим оптимистичным оценкам, если гибель озимых на уровне более 20% посевов, о которой говорилось в сводках Минсельхоза в феврале, переоценена, то будет собрано около 88-90 млн т, — продолжает Снитко. — Если процент гибели не завышен, а яровой сев будет проходить по плану, то урожай вряд ли превысит 85 млн т». В этом случае снижение производства по растениеводству составит 9-10%, то есть по отрасли в целом мы увидим минус 3-5%. Хотя в марте, конечно, рано делать эти прогнозы, добавляет она. Николаев тоже считает, что в лучшем случае урожай составит 85 млн т.

«Кредиты дорогие, цены на средства производства выросли вдвое, своих денег у аграриев, как правило, нет, а это значит, что яровых посеют на 25-30% меньше», — аргументирует он. Пересеять 20%, заменив озимые техническими агрокультурами или кукурузой на зерно в условиях ограниченного финансирования, — непростая задача, соглашается Королев. Учитывая, что пока непонятно, какими будут погодные условия, прогнозы сбора 100 млн т зерна кажутся завышенными, соглашается он.

В большей части регионов России пока складываются в основном удовлетворительные условия для окончания перезимовки зерновых, говорил Нигматуллин в середине марта. Поэтому вероятность плохого урожая, на его взгляд, не слишком велика. «Если сбор будет небольшим, то это при прочих равных ускорит инфляцию из-за роста цен на продукты питания и усилит падение инвестиций в основной капитал в агроотрасли», — комментирует аналитик.

В начале марта аналитическая компания «ПроЗерно» давала среднеоптимистичный прогноз валового сбора в 97 млн т. Российский зерновой союз тогда же говорил о 93-94 млн т «при идеальном стечении обстоятельств». Нижний порог урожая РЗС оценивал на уровне 78 млн т.

Даже если урожай будет хорошим, он не сможет компенсировать нерешенность системных проблем сельского хозяйства, уверена Барсукова. Пока работала модель «нефть в обмен на продовольствие», проб­лемы отрасли отодвигались на второй план. «Сейчас, когда эта схема стала давать сбой, ничего не изменилось: вместо того чтобы серьезно заняться аграрной политикой, судорожно ищут новых поставщиков продовольствия и продолжают под видом поддержки сельского хозяйства вливать деньги в банковский сектор», — комментирует эксперт.

Сельское хозяйство — отрасль не только внут­реннего спроса, но и экспортная, напоминает Дарья Снитко. Поэтому сейчас для ее краткосрочного развития критически важными становятся условия для экспортеров и регулирование ценообразования внут­ри страны, говорит она. «Если меры госрегулирования сделают экспорт непривлекательным, то аграрии потеряют мотивацию для развития и инвестиций», — уверена она.

Если правительство будет искусственно сдерживать цены, то бизнес начнет покидать это поле, и тогда рост импорта продовольствия неизбежен, солидарна Барсукова. Например, если поднимут вывозные пошлины на зерно, то сельхозпроизводство снизится процентов на двадцать, предупреждает Николаев.

Экспорт пшеницы ограничили, опасаясь дальнейшего роста цен на корма и, следовательно, ускорения инфляции, но в итоге производители зерна потеряли возможность увеличить прибыль. А это позволило бы им покрыть возросшие в этом году издержки на импортные технику, запчасти, семена, агрохимию и т. д.

При этом доступ к заемному финансированию ограничен: давать деньги под 30% — все равно что не давать их, отмечает Николаев. «Говорить, что сельское хозяйство в таких условиях вырастет, — наив­но, — настаивает эксперт. — Да, возможно, животноводство в этом году немного прибавит по инерции, но что дальше? Корма все равно подорожали на 40%, поэтому из сверхприбыли сейчас можно скатиться в сверхубыток».

Причем избыток зерна в любом случае не решает проблемы животноводства, давая лишь временную передышку, а антикризисные меры правительства не предполагают никаких реальных шагов для развития сектора, добавляет Барсукова.

Импортозамещение не работает?

Правительство много говорит о замещении импорта и высоком потенциале для российских производителей. В 2014 году ввоз продовольствия сократился на 7%, в этом уменьшится еще на 6,5%, рассчитывает Минэкономразвития. Однако прогнозные темпы роста сельского хозяйства и пищевой промышленности — она должна прибавить 2,3% после 2,5% в 2014-м — явно отстают.

Это значит, что никакой реальной программы импортозамещения у нас все еще нет, равно как нет инвестиций и модернизации, говорил ранее «Агроинвестору» руководитель исполкома Национальной мясной ассоциации Сергей Юшин. «Если бы прогнозировался рост как минимум на 5-6%, то можно было сказать, что прог­рамма заработала, что мы воспользовались изменившейся конъюнктурой и девальвацией национальной валюты. А с такими цифрами получается, что зависимость от импорта будет оставаться высокой», — комментировал эксперт.

По мнению Барсуковой, идея импортозамещения более-менее удачно работает только в военно-промышленном комплексе, потому что там ее можно реализовывать на основе административного ресурса.

В других отраслях это всего лишь пространство возможностей, реализация которых зависит от желаний и способностей бизнеса, у которого свои мотивы и ограничения. «Не может человек послушать призывы о необходимости замещения импорта и стать эффективным фермером, — подчеркивает она. — Нужны понятные и стабильные правила, играть по которым выгодно, а этого нет: земельные отношения — запутанные, кредиты — дорогие, результат — себе в убыток».

Действительно, замещение импорта происходит достаточно медленно, на рынке сформировался дефицит товаров, что привело к всплеску цен, подтверждает Нигматуллин. Но нельзя забывать о том, что реализация инвестпроектов в агросекторе требует достаточно много времени: в ряде случаев выход на полную мощность происходит только через два-пять лет, — отмечает аналитик. — При этом нужно учесть и вполне понятные опасения участников рынка, касающиеся отмены эмбарго или сокращения господдержки».

Основной фактор уменьшения импорта продовольствия — девальвация рубля, а не продовольственное эмбарго, поскольку практически все товарные потоки во второй половине прошлого года так или иначе были переориентированы на другие страны, комментирует Дарья Снитко.

«В краткосрочном периоде падение ввоза продовольствия приводит к снижению потребления, но в среднесрочном девальвация — это главный фактор для развития конкурентоспособного внутреннего производства, в том числе ориентированного на внешний рынок», — уверена она. Но, разумеется, замещение импорта не только вопрос времени, важна также и неэкономическая составляющая инвестиционной привлекательности, добавляет Снитко.

Ввоз овощей в прошлом году, согласно ФТС, увеличился на 10% по сравнению с 2013-м в объемном выражении, составив почти $2,5 млрд Европейских поставщиков заместили компании из стран Азии, преж­де всего Турции, Ирана, Китая, перечисляет Королев. Их продукция более низкого качества, но дешевле отечественной, поскольку себестоимость производства в разы ниже.

Тем не менее программа импортозамещения работает, уверен он: инвесторы с воодушевлением смотрят на новые решения по господдержке сектора. «Если будет подписано соответствующее постановление правительства, то компаниям, реализующим проекты в тепличном овощеводстве, будут возмещать 20% капитальных затрат при строительстве и модернизации комплексов, а также субсидировать ставку по кредитам, — рассказывает Королев. — Не или то, или другое, а именно две формы поддержки, только так проекты можно будет окупить за восемь лет — срок субсидирования кредитов». По его словам, это позволит приступить к масштабному замещению неэффективных комплексов новыми.

Однако если по каким-то причинам решат оставить один вид помощи, то число потенциальных инвесторов заметно снизится, если они вообще будут, добавляет Королев. На рынке нужно заместить около 200 тыс. т огурцов и 800 тыс. т томатов в год примерно на $1,1-1,2 млрд, и отечественные овощеводы вполне могут решить эту задачу за три-пять лет, уверен топ-менеджер. «Но необходимы благоприятные условия для инвестирования, важно понимать, когда деньги вернутся», — акцентирует он. AVG в этом году планирует вложить примерно по 1 млрд руб. в тепличный проект и свиноводство.

Джанарсланов тоже говорит, что программа замещения импорта работает. Например, в мясопереработке практически все компоненты продукции, кроме говядины, которой в России производится очень мало, можно заместить отечественными. «У нас в компании каждый ингредиент, который мы предполагаем поменять, тщательно тестируется — обычно процесс замены занимает минимум два месяца, — делится он. — Результаты экспертиз показывают, что российское сырье не уступает по качеству импортному».

На наших глазах идея замещения импорта была решена птицеводами, активно продвигались в этом направлении свиноводы, а вот по производству говядины и молока — полный провал, продолжает Барсукова. Причин много, но не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что бройлер — скороспелое мясо. «Бизнес предпочитает забег на короткие дистанции, потому что внимание государства к сельскому хозяйству то вспыхивает, то затухает», — поясняет она.

По мнению Нигматуллина, сейчас помощь государства достаточно эффективна, однако сокращение нефтегазовых доходов бюджета может привести к секвестру расходов в том числе и по АПК.

В этом случае компании, начавшие новые проекты, рискуют оказаться на грани банкротства. Правда, и чрезмерно усиливать господдержку не стоит: если правительство вдруг решит в ущерб другим отраслям «заливать деньгами» сельское хозяйство, то может появиться множество неэффективных игроков, которые никогда не будут рентабельны без субсидий, добавляет он.

В России в шахматной игре под названием «экономическая политика» сельскому хозяйству отводится роль пешки — ею жертвуют, когда это нужно более сильным игрокам, говорит Барсукова, предлагая как пример вспомнить историю вступления страны в ВТО.

«Но игра сложилась так, что у пешки появились шансы пройти в дамки: импорт продовольствия становится более дорогим, по ряду позиций введены ограничения на ввоз, потребители в общей массе готовы поддержать отечественных товаропроизводителей, — перечисляет эксперт. — Если в этой ситуации реально помочь аграриям госинвестициями в инфраструктуру сельской местности, дешевыми кредитами, поддержкой науки и т. д., то мог бы быть эффект, поскольку ситуация благоприятная».

Однако, похоже, что шанс будет упущен, поскольку реального разворота в сторону сельского хозяйства не происходит. Минсельхоз остается простым распределителем выделенных бюджетных денег, реализуя по сути бухгалтерский, а не государственный подход, резюмирует Барсукова.

Время покупать слабых

Сейчас хорошее время, чтобы подбирать дефолтные активы, землю с плохим управлением или предприятия, финансировавшие инвестпроекты короткими деньгами, считает Иван Николаев. «Это самый благоприятный период, чтобы создать новый агрохолдинг на базе обанкротившегося или близкого к этому, — уверен эксперт. — Строить новое — наверное, нет: выручка рублевая, а импортная техника и оборудование стоят дорого». Деньги на сделки M&A вполне могут дать фонды прямых инвестиций, а вот финансировать greenfield-проекты они вряд ли станут: сроки окупаемости новых свинокомплексов или птицефабрик сейчас непонятны, а горизонт планирования у инвес­торов опустился до одного квартала. Поэтому сейчас в агросекторе вполне могут появиться новые крупные холдинги: средние компании перейдут в новую весовую категорию, крупные вырастут еще больше, делает вывод эксперт.

У Николая Лаврентьева схожее мнение. По его словам, на развитии сельского хозяйства может позитивно сказаться продолжение вертикальной интеграции бизнеса, образование агрохолдингов, объединяющих предприятия различных сфер АПК. «Это позволит снять часть проблем, связанных с ценовыми и финансовыми рисками, — говорит он. — Единая технологическая цепочка обеспечит конкурентоспособность компаний и получение прибыли, а согласованная политика позволит занять стабильное положение на рынке».

Что повлияет на рост

По прогнозу МЭР, ключевыми факторами, определяющими динамику развития АПК в этом году, станут агрометеорологические условия, состояние мировых рынков, снижение темпов роста российской экономики, девальвация рубля, санкции против России и ответные меры, платежеспособный спрос населения, а также развитие Единого экономического пространства. В сельском хозяйстве, по сравнению с другими отраслями экономики, производственные риски намного выше и преимущественно зависят не от колебаний рыночной конъюнктуры, а погодных факторов, считает Николай Лаврентьев. «Речь даже не идет о наводнениях или засухе. Окупаемость капитала и получение прибыли в растениеводстве связаны с продолжительностью безморозного периода, суммой активных температур, условиями увлажнения и т. д., — перечисляет он. — Поэтому в 2015 году определяющим фактором успешной работы станут прежде всего благоприятные погодные условия».

Тимур Нигматуллин говорит, что для развития АПК важны все перечисленные МЭР условия. Например, если эмбарго на ввоз продуктов питания из ЕС не будет отменено, то отечественные производители получат возможность сохранить повышенные цены на свою продукцию и увеличить долю рынка. «Однако, если рубль существенно ослабнет по отношению к другим валютам, агрокомпании не смогут закупить необходимое оборудование, химикаты и т. д., — добавляет он. — Если еще и геополитическая обстановка будет ухудшаться, то это вовсе приведет к резкому сокращению инвестиций в основной капитал отрасли».

Иван Николаев полагает, что в ближайшие полгода рубль вряд ли укрепится хотя бы до 40 руб./$1. Для этого должны быть отменены санкции и, соответственно, открыт доступ к западному фондированию.

Девальвация рубля дала определенный запас экономической прочности нашим производителям, по­этому, даже если эмбарго будет отменено и возобновятся поставки растениеводческой продукции из Европы, российские предприятия все равно будут более конкурентоспособны, уверен Сергей Королев. Однако это относится не ко всем секторам агробизнеса, например, у производителей овощей до 60% затрат так или иначе связано с курсом доллара и евро — именно поэтому выросли цены на продукцию, уточняет он. «Если эмбарго отменят, это, конечно, не станет большой помощью, но мы все равно справимся, — оптимистичен он. — Снижение стоимости национальной валюты — ключевой фактор, который дает компаниям возможность работать хотя бы с минимальной прибылью». Ризван Джанарсланов, наоборот, считает, что на бизнесе позитивно отразится укрепление рубля. Также поможет развиваться стабилизация экономической ситуации, долгосрочные и дешевые банковские кредиты.